— Нет! Нет! — единодушно отозвались матросы.
— И вы полагаете, что остальные ваши товарищи не пойдут против вас?
— Мы уверены в этом.
— В таком случае нечего больше и церемониться: идем сейчас же к капитану и потребуем, чтобы он или дал нам провизии, или выдал этого малого либо его сестрицу на ужин.
— Лучше бы уж сестрицу, — плотоядно облизываясь и со страшной улыбкой сказал один из матросов, — ее мясо будет понежнее.
— А если капитан откажет нам? — спросил один из матросов.
— Заставим силой, — ответил Эмилио.
— Ты забываешь, Эмилио, что все оружие у капитана, а не у нас, — заметил еще кто-то.
— Ну так что ж! — ничуть не задумываясь, возразил юнга, очевидно, уже заранее во всех подробностях обдумавший свой адский замысел. — Нас ведь двенадцать человек, и мы вооружимся ножами и топорами. Перед такой силой капитан так струсит, что позабудет о своих ружьях и сдастся нам.
— Ну, это еще сомнительно, — вмешался новый голос. — Он, кажется, не из трусливых. Ну ладно, попытаемся. А кого изберем старшим?
— Лоцмана Эрмосу, — последовал дружный ответ.
— А согласится ли он? — проговорил Эмилио. — Хотя по своей храбрости и настойчивости он как раз сгодился бы на это, — прибавил юнга, который, несмотря на свою молодость, сделался в этот роковой вечер авторитетом для части своих спутников.
— Уговорим, — начал было один, но троекратное покашливание Джона заставило его умолкнуть.
Притихли и остальные, сделав вид, что возятся с удочками.
Ретон, почуявший что-то неладное, тихими шагами приближался к корме, надеясь услыхать хоть словечко из того, о чем так оживленно переговаривались усердные рыболовы. Но, к крайней его досаде, ему ничего не удалось услышать.
— Ну что, поймали что-нибудь? — осведомился он, подойдя вплотную к заговорщикам.
— Ровнехонько ничего, боцман, — ответил один из матросов. — Нет настоящей приманки, а на кусок сухой кожи рыба не полезет.
— Да, плохо дело, боцман! — подхватил другой. — Если капитан не накормит нас, мы все скоро передохнем с голоду.
— А чем же прикажешь вас накормить, когда на борту не осталось ни одной горошинки съедобной? — спросил старик.
— Зато здесь есть лишние люди, — со злым смехом проговорил американец, очевидно, уже успевший примириться с мыслью о людоедстве, сначала так претившей ему. — Одним человеком меньше на этом проклятом плоту — ему же легче будет.
— Джон, да ты обезумел, что ли, если у тебя поворачивается язык говорить такие слова! — вскричал пораженный ужасом Ретон.
— Нет, я в полном рассудке, — нахально возразил американец. — Неужели ты, старая морская крыса, сам не понимаешь, что так мучиться, как мы в эти дни, больше нельзя, и нужно же было нам придумать для своего спасения…