В шесть часов вышел на палубу капитан, и его тотчас же обступила вся команда во главе с Эрмосой, человеком гигантского роста и необычайной силы, в жилах которого, судя по темному цвету его кожи, текло больше индейской, нежели европейской крови, хотя он и носил испанское имя.
С виду матросы были не вооружены, но под одеждой у них были спрятаны ножи, так называемые навахи, распространенные среди моряков Тихого и Атлантического океанов.
— Вы что, ребята? — спросил капитан, пораженный сосредоточенным, а у некоторых и угрожающим выражением лиц молчаливо надвинувшейся на него толпы.
Предчувствуя беду, Ретон поспешил разбудить дона Педро и приготовить оружие.
— Мы собрались требовать, чтобы вы наконец накормили нас, капитан, — с решительным видом заявил Эрмоса. — Вот уж четвертый день, как наши желудки пустуют, и у нас нет больше сил терпеть.
— Если вам удалось ночью наловить рыбы, давайте, я разделю ее между вами поровну, — сказал капитан.
— На что же мы можем ловить ее? Вы сами знаете, что без приманки не поймаешь, — грубо возразил один из матросов.
— Ну, так чем же я накормлю вас, когда вам известно, что у меня ничего нет?
— Мы вам укажем и при этом заявляем вам, капитан, что без какого бы то ни было мяса мы не можем пробыть больше ни одного часа, — резко проговорил Эрмоса.
Дон Хосе побледнел; в его черных глазах вспыхнуло пламя негодования и гнева. Он отлично понял, какого мяса требовала озверевшая от голода команда, но не хотел этого показать, пока люди не выскажутся напрямик. Поэтому, сделав над собой громадное усилие, чтобы не разразиться грозой раньше времени, он скрестил на груди руки и, пристально глядя в глаза лоцману, деланно-спокойным голосом произнес:
— Объясни мне, Эрмоса, на что ты намекаешь? Я никак не могу понять твоих намеков.
— Другой на вашем месте сразу понял бы. Говорят вам, что мы голодны. Разве это не ясно, капитан?
— Это-то мне вполне ясно, потому что я и сам голоден не меньше вас, — с ударением сказал капитан. — Ну и что же следует сделать, по-вашему?
— А то, что ради спасения четырнадцати человек можно пожертвовать одним или двумя. Так было сделано экипажем «Медузы». Мой дед только благодаря этому и вернулся домой.
— Негодяй! — загремел капитан, не будучи более в силах сдерживаться. — Как осмелился ты говорить это мне? Или ты забыл, что перед тобою не слабый, безвольный капитан «Медузы», а человек, привыкший держать в повиновении свой экипаж? Я скорее умру, чем соглашусь допустить у себя на глазах то бесчеловечие, которое происходило среди озверевшего экипажа «Медузы».