На бургомистре только шелковый халат в фиолетовую и черную полосы, наброшенный на пижаму, тоже полосатую, но других, более светлых тонов. Домашние туфли — на босу ногу, подмечает Тлахач.
Что там у них стряслось, чего он выскочил сам, а не послал кого-нибудь из прислуги? Жена у него слабенькая, маленькая, в чем только душа держится, подумать страшно, что ее обнимает такой детина, но вроде бы не слыхать, что она хворает.
— Вольно, полицейский, поберегите силы для другого. Что вас так изумило?
Тлахач опускает руку, он рад бы расслабиться, если бы не любопытство.
— Пан бургомистр, у вас кто-то заболел?
Бургомистр перестает теребить бороду и, усмехнувшись, тяжело кладет правую руку на плечо полицейского.
— Никто, приятель. Вышли порошки, а без них сон меня бежит. Ты не думал, что заботы о благе бытеньских граждан не дают мне уснуть?
Тлахач не знает, что отвечать. Ему всегда кажется, что бургомистр вроде бы подсмеивается надо всем на свете — и над собеседником, и над собой. Говорит ли он о чем-то обыденном или серьезном и важном, говорит ли внушительно и со значением, все равно кажется, будто про себя он над этим смеется и мысленно показывает тебе язык. Не только Тлахач — все, кто имеет дело с Рудольфом Нольчем, теряются перед ним; у человека появляется такое же чувство, как если бы он сел на собственную шляпу, отчего он впадает в неестественный и высокопарный тон, от которого замешательство только увеличивается и возникает желанье хлопнуть бургомистра по плечу, подмигнуть и сказать: «Ах вы плутишка». Но на такое, конечно, никто не решится.
Для Тлахача не новость, что у бургомистра бессонница, — у Нольчей служит его племянница, так она рассказывает, что хозяин иной раз ночь напролет ходит по дому.
Что-то его мучает, не иначе, думает полицейский, силен ведь, как бык, ему бы дрова колоть, такой и спать должен, как сурок, только голову донесет до подушки. Но Тлахач знает, что каждое утро во дворе бургомистр в спортивных брюках и свитере колет дрова добрый час, пока его не прошибет пот, потом растирается щеткой под холодным душем и все-таки не спит. Либо глотает порошки, либо бродит по дому.
Забота о благе граждан. Опять шуточки. Тлахача не проведешь. Хотя, насколько он помнит, в Бытни не было такого дельного бургомистра, как Нольч, но Бытень, богатая Бытень хоть сейчас могла бы освободить своих граждан от мизерного коммунального налога, который и взимается-то для видимости, да это и не забота, тем более что у него есть секретарь. А уж богачу-то Нольчу эта должность как цепочка на брюхе, — впрочем, у бургомистра брюха нет, и часы он носит наручные.