Тлахач сплевывает далеко за пределы тени, в которой стоит, слюна расплескивается кружочком на одном из камней мостовой и луна, вечная ростовщица, тут же превращает ее в серебряную монетку, — то ли копит обманы для своего удовольствия, то ли хочет сорвать высокий процент, посмеявшись над тем, кто пройдет здесь позднее. Тлахач смотрит на блестящую монетку с недоверием. Потом резко отворачивается, уязвленный и мрачный. Ну вот. Видел то, что видел?
Хватит баловства, полицейский, хватит ребячества. Одернуть мундир, расправить грудь, руки с дубинкой за спину и — шагом марш.
Площадь едва заметно идет под уклон по направлению к трактиру «У лошадки», здесь шоссе, стремительно прорывающееся своей ровной поверхностью между булыжниками, резко сворачивает влево, чтобы затем вильнуть вправо и мчаться через Худейёвицкую улицу прочь из города. «У лошадки» сегодня полная иллюминация. Четверг, идет игра в марьяж. Вид освещенных окон сразу возвращает Тлахачу равновесие. Веселый ветерок закружил в узенькой улочке его мыслей и выдул душное смятение. Свет льется из источника, который известен, свет, при котором люди собираются, работают и читают, свет желтоватый, обыкновенный и приятный, как кружка пива, свет, который не сыграет с тобой вероломной шутки. Играют в распивочной и в большом зале, и полицейский знает, что будет гостеприимно встречен и тут и там. «А, — скажет кто-нибудь, — пан вахмистр заглянул к нам». И другой: «Привет, служивый». А кто-нибудь крикнет: «Прячь банк, полиция!» И те, кто в этот момент с головой ушел в расчеты комбинаций, взяток, сотенного марьяжа, семерки, нужно иль нет бить козырем, кивнут головой и что-нибудь пробурчат или просто помашут рукой. Кто-то подвинет ему свою кружку, а кто-то закажет новую. Он примет и то, и это, и выпьет в честь и за здоровье всех присутствующих. Здесь можно сколько хочешь стоять и смотреть на игру, он ведь знает, как себя вести и что к чему, и никто ему не скажет, чтобы он катился от стола, — игроки верят, что он приносит счастье; он постоит минуту около одного, минуту около другого, обойдет их всех, и пусть кон идет своим чередом, и всем — удачи. У стойки, недалеко от кухонной двери, будет сидеть трактирщик Пудил — если только он не играет в это время четвертым в карты — с трубкой на длинном чубуке между коленей, повернувшись так, чтобы видеть всех гостей и свою жену. Он подмигнет Тлахачу и: «Мамочка, пан вахмистр пришел». И тут же появится стопочка горькой, тарелочка гуляша или порция холодной свинины да кружка пива. Эта самая стопка горькой ждет Тлахача во всех трактирах на всем его участке, и полицейский жалуется, что у него несварение желудка, хотя на самом деле желудок у него луженый. Разве плохо быть со всеми в добрых отношениях, всюду, куда ни придешь, желанным гостем, которого хлопают по плечу и дружески приветствуют? Это потому, что ты — на своем месте, знаешь, как с кем себя вести; строг — с отребьем, которое угрожает безопасности и порядку, почтителен — с людьми приличными.