Эмануэль Квис во время своей речи сидит, склонясь над рукоятью трости, о которую он опирается, и смотрит на судью в упор, словно хочет ему внушить свою точку зрения. Но судья старательно протирает очки полоской бумаги, и, как кажется, все его внимание сосредоточено на этом. У судьи такая привычка, он чистит очки много раз на дню и, наверное, даже не знает, как прекрасно потом укрыты его глаза за блестящими стеклами. Впрочем, зачем судье Дастыху прятать глаза, к примеру, в эту минуту? Вот его брату Пепеку лучше знать, зачем он так надвигает шляпу на лоб. Да, брат судьи Пепек и белые стены усадьбы на площади. Судья видит их постоянно, даже если сидит к ним спиной. Отчего приезжему вздумалось рассуждать о справедливости именно с ним, у которого перед глазами такая картина? Отдает ли он себе отчет, сколько чувств пробуждает в судье этот на первый взгляд абстрактный разговор? Но судья не привык обнажать перед другими свое нутро.
— Кое в чем тут произошло смещение понятий, — рассудительно и неторопливо проговорил судья, надевая очки. — Право не необходимость, право — моральный фактор, вытекающий из закона. Конечно, законы изменяются, но только в той мере, в какой меняется наша жизнь и ее потребности. Справедливость, которую признает правопорядок, заключается единственно в приведении в соответствие с законом прав и обязанностей. Как видите, таким образом, не право, а справедливость является необходимостью. Если это кажется вам условностью, вините в этом жизнь, которая ее породила.
Судья пожал плечами и снисходительно улыбнулся.
— Абсолютная справедливость? Эта ценность от начала и до конца настолько же нереальная, как и абсолют сам по себе. В жизни нет места абсолютному, и мы не можем требовать от правопорядка, который служит реальным потребностям, чтобы он пребывал в сфере философских понятий.
Эмануэль Квис зажал трость коленями, поднял руки и несколько раз легко, почти беззвучно похлопал в ладоши, на его лице появилась преувеличенно восторженная улыбка, которая тут же без следа исчезла, как только он заговорил.
— Великолепно, пан советник, — вы преподали урок дерзкому, который, не зная броду, полез в неведомые воды. И все-таки позвольте мне остаться при своем немыслимом предположении и пойти еще дальше. Позвольте мне его расширить и представить себе человека, который все знает о реальном правопорядке так же, как вы, и все же не имеет другой надежды, не перестает верить в эту нереальную абсолютную справедливость. Разве не бывало, что она осуществлялась независимо от правопорядка и его законов?