Оба трактирщика — это те, кому бургомистр доверил сегодняшнее угощение, один из погреба «Под ратушей», другой с «Уголка», мясник Малек, сосед бургомистра и его соученик по начальной школе, — все мясо для сегодняшнего пира поставил он. Четвертого игрока привел владелец трактира «Под ратушей», наверное, потому, что заведение, о чем указует и его название, в ратуше, а она — под боком у суда, и все это в сумме составляет как раз тот самый пресловутый тихий омут, в котором черти водятся. Четвертый игрок — это пан Никл, Карличек Никл, для которого карты давно перестали быть возбуждающим развлечением, превратившись в средство добывать хлеб насущный. Карличка выдворили из соседнего района, и в Бытни он остановился просто так, чтобы оглядеться, и еще потому, что человек его сорта не может пропустить никакой возможности. Карличек способен на большее, чем обыграть ротозеев в «двадцать одно» или в «зеленое поле».
Помещик Дастых уселся между этими тремя гнездами игроков, в одном из которых, вместе с местным ветеринаром и двумя земледельцами, степенно разыгрывает партию прикупного марьяжа его брат-судья. Иозеф Дастых сидит за своим столом в нарочитом одиночестве, к которому давно уже привыкли все, кто его знает. Время от времени, когда по саду проносится порыв ветерка, выдыхаемый наступающим вечером, у него над головой зашуршит, подвешенный на проволоке, натянутой между деревьями, бумажный фонарик, скрывающий в своем нутре лампочку, и помещик, пугаясь всякий раз, поднимает к нему голову. Но даже если бы он нашел себе другой стол, это бы не помогло, потому что фонарики размещены над всеми столами и готовы загореться, как только небесные осветители выключат свой прожектор. Иозеф Дастых пугается и вздрагивает, но, пригвожденный к своему странному позорному столбу, продолжает сидеть, размешивая и проглатывая одну чашку кофе с молоком за другой; их приносит ему Нейтек, который все время держит его в поле зрения: едва помещик допивает одну, тотчас несет новую, так как сам с собой заключил пари, сколько чашек в него влезет. Иозеф Дастых не обращает внимания ни на что, кроме игры на соседних столах, которую он может наблюдать во всех деталях. Его хорошо сшитый выходной костюм свидетельствует, что он не какой-нибудь там мужик; сегодня он сменил свой зеленый колпак на шляпу из мягкой Панамской соломки и, пряча глаза под ее широкими полями, зорко следит за братом, который сидит лицом к нему. Он наблюдает за судьей, за холодным взглядом его неподвижного лица, за этими только изредка видными глазами, прячущимися под блестящими стеклами очков, губами, которые словно лопаются, открываясь, чтобы вымолвить слово. Этому что, он может играть. Может спустить десять, двадцать, сто крон или выиграть столько же, и ему хоть бы что, речь идет, естественно, не о его кармане, это было бы смешно при той умеренной игре, которую он ведет, а о его душе, в ней никогда не вспыхнет искра азарта, страсть ставить все больше и больше.