Усаженный в мягком уголке, Квис почти сразу же приходит в себя, как только машина набирает скорость. Сейчас он — бледный старик, лицо его все покрылось морщинами и потерялось в них, губы посинели и трясутся. Он шевелит ими и ловит слова, которые от него убегают с тихим шипением, сплющенные и бесформенные, как проткнутые мячи. Пани Катержина замечает это и приходит на помощь.
— Не напрягайтесь, пожалуйста. Мы обо всем поговорим у нас, — говорит она, нашаривая в сумочке из тюленьей кожи флакон с одеколоном. Смачивает им шелковый платочек и подает его Квису. — Отрите лоб, вам станет легче.
Квис послушен. С трудом протягивает трясущуюся руку, и аромат, который он доселе воспринимал как принадлежность машины, обволакивает и встряхивает его еще наполовину помраченное сознание, сильно и мягко, волнующе и нежно. Он несколько раз глубоко вдыхает его, как человек, задохнувшийся в любовном объятии, и аромат очищает сознание и возбуждает нервы, веселит, как глоток алкоголя, подливая масла в еле мерцающий светильник и оживляет его угасающий огонек. Когда Квис отнимает платок от лица, оно уже освободилось от морщин и стало гладким, как всегда, слегка желтоватое, с красноватыми пятнами на скулах, которые кажутся румянами.
Он снова пытается заговорить, и на этот раз ему удается поймать слова и пустить их круглыми и целенькими.
— Прошу меня извинить великодушно. Послеобеденные часы сегодня у меня выдались трудные.
— Вам не в чем извиняться, — возражает пани Катержина. — От потрясений никто не застрахован. Выпьете чаю и поужинаете с нами, если пожелаете. Вот мы и дома.
Машина между тем действительно уже свернула возле трактира «У лошадки», замедлила ход и мягко затормозила перед домом Мохнов. Шофер открыл дверцу и предложил Квису руку, чтобы помочь выйти, но тот ее оттолкнул и вылез из машины сам, хотя осторожно и потихонечку, потом остановился возле машины, приняв свой обычный вид; левая рука в бок, через нее перекинута крылатка, правая опирается на трость, одна нога чуть выдвинута вперед. Театральная поза, в которой все напоказ, все заучено.
В большую столовую дома Мохнов Квис вошел уже не столь эффектно. Он выглядит растерянным и слегка встревоженным. Может быть, столовая угнетает его своими размерами и он чувствует себя здесь потерянным и бессильным? Он несколько раз навещал пани Катержину, но сюда его не приглашали ни разу. Несмотря на шесть высоких окон, эта комната сумрачная и холодная в дни самого жаркого лета, не спасают даже дубовые панели, покрывающие три четверти стены, и ворсистые ковры на паркете пола.