Она ждала минут пять и тоже переживала, представляя себе чувства, которые должна была испытывать в те минуты Любовь Акимовна.
Вскоре они появились в гостиной. Хозяйка поставила на стол большое блюдо с ломтиками нарезанной дыни и гроздьями винограда.
Эмма, тщательно подбирая выражения, рассказала все, что знала, то и дело поглядывая на умное, интеллигентное лицо новой жены Петра Тарасовича. Супруги поведали журналистке историю своих отношений.
Провожая Ландышеву до троллейбуса, Петр Тарасович договорился, что завтра утром он подъедет к ней в гостиницу с письмом и сувенирами дочерям.
Когда они остались вдвоем, Любовь Акимовна сказала:
— Петя, ты обязательно напиши в письме и скажи Эмме, чтобы девочки навестили нас в Киеве.
Петр Тарасович снова полез в карман за носовым платком и нежно обнял Любовь Акимовну.
* * *
Служащие киевского международного аэропорта, дежурные милиционеры с волнением наблюдали разыгравшуюся на их глазах сцену. Первой вбежала в зал ожидания младшая Лена. Она среди множества лиц мгновенно узнала отца, которого не видела 15 лет, и с криком: «¡Papi! ¡Papito querido!»[23]— бросилась ему на шею. Тут же подбежали Ира с Анной. Горячие поцелуи, жаркие объятия, слезы… Петр по-испански повторял: «Милые, милые, милые мои девочки! Простите отца! Как ждал я все эти годы вот этой минуты! Как страдал без вас! Родные мои, простите меня!» — он не опустился на колени только потому, что Анна удержала отца.
Отец бы мог сообщить им и то, какое он получил предупреждение от генерала, представителя ГРУ, прилетавшего в Киев, когда бывшего полковника «выписывали» из психбольницы, то есть выпускали из самой бесчеловечной тюрьмы: «Если вас заботит жизнь ваших дочерей, забудьте их окончательно!»
Наблюдала за этой встречей и Эмма Ландышева. Она вспомнила, что ей сказал в день их первой встречи Петр Тарасович: «Не поверите, но и я жил переполненный муками! Каждое утро, как просыпался, и каждую ночь, отправляясь спать, я думал о них. Как там они живут без меня? Не предают ли проклятию? Неужели думают, что я их предал? «Милые, если б вы знали, как я вас люблю! Вы самое дорогое, что есть в моей жизни!» — не переставал я шептать».
Но еще были сильны путы старых правил «социалистической морали», еще не сменились все старые кадры, еще не у всех перестроилось сознание на новый, человеческий лад. Петру Тарасовичу Серко власти отказывали в заграничном паспорте, но он, позвонив дочерям в Мехико, выразил твердую надежду, что обязательно наступят иные времена.
* * *
В ожидании этих «новых времен» прошло еще три года. Анна, летавшая в Европу по своим делам, вновь навестила отца. Однако он, по понятиям уже нового руководства ГРУ — не было там ни Ивашутина, ни Мещерякова, ни Зотова, ни Бондаря, ни даже Прожогина, — по-прежнему являлся «носителем строжайших военных секретов».