В юности Фукудзава был в явном меньшинстве. Однако его взгляды отвечали духу времени, а просветительская работа приносила свои плоды: японцы ели мясо, носили европейскую одежду, постигали западные науки. Фукудзава был этим доволен, но годы не меняли его презрительного и даже безжалостного отношения к людям, которых он считал «другими». В 1894 году Япония напала на Китай. Фукудзава горячо поддержал агрессию и объявил сбор пожертвований на войну, которую он квалифицировал как «войну между цивилизацией и варварством». К этому времени он уже считал, что Япония перестала быть отсталым азиатским государством и в достаточной степени приобщилась к цивилизации, под которой однозначно понималась цивилизация европейская. «Варварство» же китайцев — это отсталое конфуцианство, с которым он всю жизнь воевал в Японии. Победив его в своей стране, он полагал, что оно должно быть побеждено и в Китае. Япония победила и аннексировала Тайвань. Встал вопрос, каким образом следует интегрировать местных жителей в жизнь японской империи. Высказывались самые разные идеи по окультуриванию аборигенов: учить японскому языку, строить школы, повышать жизненный и образовательный уровень и т. д. И только Юкити Фукудзава с неподражаемой непосредственностью посчитал, что целью аннексии является только сама территория: нужно «зачистить» остров, а возделывание тайваньской земли осуществлять исключительно руками японцев. «Зачистка должна проводиться армией без всякой жалости, пусть листья увянут, пусть будут вырваны корни»[4].
Всю свою жизнь Фукудзава порывал с ненавистным феодальным прошлым, забывая при этом не только об элементарной гуманности, но и о корнях японской культуры. А ведь эта культура позиционировала императора не столько как грозного и безжалостного повелителя, сколько как образец человеколюбия. Считалось, что император не должен прибегать к силовым методам правления, которые являются лишь показателем слабости и неправедности. В случае с Тайванем Фукудзава снова остался в меньшинстве: аборигенов стали обучать японскому языку и приучать пользоваться плодами цивилизации; однако яростные тирады Фукудзавы прочно запечатлевались в сознании современников. Правда, в настоящее время они столь же прочно позабыты, и Фукудзава в массовом общественном сознании предстает прежде всего просветителем и гуманистом. Это свидетельствует не только о недолговечности самого понятия репутации, но и о том, что современные японцы снова стали людьми мирными. В автобиографии Фукудзавы они видят рассказ о милом мальчишестве, а не о воспитании личности, представляющей собой угрозу социальному миру.