Сутолов повернулся к Пшеничному. Рука судорожно потянулась к карабину.
— Нэ спишы!.. — попросил Пшеничный.
С пятью хорошо вооруженными казаками справиться трудно. Сражаться в открытую — мало надежды на успех. Заметили ли они коней, стоящих возле торцовой стенки? Если заметили, нечего сидеть в доме, надо выскакивать на перрон и бить по казакам, пока они не спешились.
Сутолов отступил на шаг от окна, намереваясь высадить стекло.
— Постой! — крикнул ему Пшеничный, — Из нагана мени далэко! Я — за угол, а ты — з викна!..
Он выскочил из двери и побежал влево, где стояли кони: казаки, кажется, подъезжали к Лесной с той стороны.
— От и поговорылы про войну… — бормотал он, перепрыгивая через сугробы.
Внезапно до его слуха донесся выстрел. Пшеничный заторопился еще больше. Подскочив к углу станционного здания, он осторожно выглянул. Никого не увидев, он продвинулся вдоль стены. Выстрел повторился. По звуку Пшеничный угадал, что стрелял Сутолов. Ответных выстрелов не последовало. Это еще ничего не значило, казаки могли поскакать стороной, чтоб уйти от прицельного огня.
Пшеничный добрался до угла станционного дома. Взору его открылась степь и удаляющиеся от станции пятеро всадников. Конники уходили в направлении Косого шурфа.
Пшеничный бросился обратно.
На перроне он поймал рвущегося в погоню Сутолова.
— Стой, мать твою!.. — пригрозил он ему наганом. — Ще успиеш вмерты!..
— Бегут же, соб-баки!..
— Стой, говорю!..
Сутолов вдруг обмяк, подчинившись настойчивости Пшеничного.
— Ну и что дальше? — глухо спросил он.
— Пидождэм трошки… А можэ, воны и нэ вернуться? Такый вин и е, Черенков — богуе, покы в него нэ стриляють.
— Эх ты, богует! — со стоном произнес Сутолов. — Упустили гада!.. И я промахнулся…
Лиликов шел к Косому шурфу напрямик, минуя дом путевого мастера. Подумал было зайти проверить, не задержался ли там Дитрих, потом решил, что заходить ни к чему, Дитрих наверняка ушел. Ночная встреча его перепугала. Если и явится снова к Трофиму Земному, то только после того, как убедится, что его не ищут. «Что-то его здесь держит?» Лиликов покачал головой, вспомнив, как Дитрих говорил о труде управляющих. Умен. Готов все косточки прощупать, лишь бы знать, крепки ли руки, взявшие у него богатство…
Хорошо возле Косого шурфа. Там, где тянулась железнодорожная колея, выходили пласты песчаника. На выходах камня причудливо, как белые воротники, держались сугробы. А внизу, в глубокой балке, темнела вязовая роща. Защищенная от степных ветров, она буйно разрослась и даже издали была заметна молодо покачивающимися, гибкими верхушками.