За дверью послышалось:
— Уезжайте, я обойдусь без вас!
— Дело ваше, господин Кукса… Я служу. Начальство приказов не дает, так я по своим приказам действую. Лесной склад будто собирались сжечь на Косом шурфе…
— Кто вам сказал? Ничего не знаю и знать не желаю!
— Дело ваше…
Опять наступило молчание. Фатех боялся пошевелиться. Он теперь понимал, что могло бы с ним случиться, если бы шахтерам открылась вся правда.
— Можете не беспокоиться, я ничего не скажу про склад, про взрывчатку и все остальное… Расстанемся, значит? Ну, бог вам судия. Перса я приколю, не успеет проговориться. Греха тут мало. А Вишнякова, может, и грех!..
Фатех не слышал, что ответил Фофа, соскочил с ящиков и выскользнул за дверь. Куда идти, он не знал.
— Шабе пеш аз катл… — повторил он, закрывая лицо от частого снега.
Увидев перед собой дом со светящимся окном, Фатех остановился. Холодный ветер обжигал, рвал одежду, снег слепил глаза. Хорошо бы обогреться. Нет, лучше забраться в пустой сарай. Перемахнув через ограду, он оказался возле конюшни с широким входом. Нащупав задвижку, открыл дверь, решив спрятаться в яслях. Испуганно затопала и шарахнулась в сторону лошадь. Фатех замер. Потом, осторожно ощупав ясли, залез в них и прикрылся сеном. Терпкий запах сухой травы успокоил. «Идоман хаёт», — подумал он, что значило по-русски: жизнь продолжается… Подогнув коленки, он старался отогреть ноги и, может быть, уснуть. Но вскоре почувствовал, что не сможет: в конюшне холодно и сыро. Он уже готовился выбраться из своего убежища, как вдруг услышал — кто-то заскрипел дверью и вошел в конюшню. В темноте мелькнул огонек. Лошадь тихо заржала. Хозяин!
— Возьми фонарь, — послышался голос.
Фатех перестал дышать, узнав голос урядника.
— Выводи серого, — сказал урядник. — Скоро придет Катерина, она повезет.
Женщина всхлипнула.
— Не реви! — зло прошипел урядник, отходя от яслей. — Не навсегда уезжаем. Катерина присмотрит за домом… Оставаться нам нельзя.
— Сказал бы раньше…
— Не один день на узлах сидим. Выводи, чего стоишь!
Снизу потянуло холодом — дверь в конюшню открылась. И тут же послышался другой женский голос:
— Зря всех домашних за собой тянешь. По казармам с семьями не ездят.
— Зачем по казармам? Перебудем у наших в Калитве. Здесь им оставаться тоже невесело. Шахтеры — народ темный, гляди, за меня мстить станут. Петька Сутолов судить грозился.
— Знаю, что грозился. Не знала бы, не стала вывозить тебя, черта. Насолил всем — плата должна быть. Поворачивайся живей, укатим, пока метель не унялась.
— Погоди минутку, сказать мне тебе кое-что надо… К Фофе не ходи — продаст.