Дитрих знал, что в Казаринке стоит варта Украинской республики. Ему говорили, правда, что пограничные с Донской областью варты, особенно те, которых шахтеры не трогали, мало надежны. Делать нечего, надо идти просить выезд — оставаться в Казаринке нельзя.
— Отсюда близко… пустырь и дорожка… — рассказывала насмерть перепуганная Калиста Ивановна.
Дитрих спешил.
Серые облака суетились вокруг месяца. Снег темнел, как густо подсиненная простыня. Стены домов и вовсе казались черными. Дома становились реже, начиналась каменная ограда. Дорожка, по которой советовала идти Калиста Ивановна к варте, вилась длинным пастушьим кнутом и терялась в ночном морозном тумане.
Подняв воротник овчинного полушубка, Дитрих зашагал по пустырю. Руки у него противно сводило судорогой — не от страха, а от непривычного физического напряжения после того, как ему пришлось втаскивать вместе с Трофимом потерявшего сознание Феофана Юрьевича и возиться с Раичем, приведенным Трофимом. Фу, какая мерзость! Это время, кажется, научит его делать все!..
Натоптанная дорожка вилась по пустырю, за которым маячили дальние огоньки. Дитрих ускорил шаг, шаркая по снегу подшитыми валенками, теперь уже не боясь шума: просторно раскинувшийся поселок оставался в стороне. В отдалении, среди света и теней, была шахта. Иногда позванивает колокол — люди заняты своим. «Уехать, уехать, — повторял Дитрих, — нечего здесь оставаться…» Никогда он не думал, что ему придется лазить по этим трущобам и попадать в ситуации, подобные этой. Дурак управляющий, слезливая его любовница, мрачный мастер, воровски суетящийся телеграфист и нелепо пострадавший при крушении полковник — ни о чем даже похожем на это он никогда не думал. Привыкший к комфорту и благополучию прежних поездок в Донецкий бассейн, он не представлял, что это может усложниться до такой степени. Не осталось ни одного верного человека, на которого можно было бы положиться. И все из-за двух ящиков с золотом и драгоценностями, — они делали его мелким и противным самому себе.
Впереди показались темные силуэты домов, — здесь, наверно. Дитрих прислушался. Место пустынное. Вблизи — ни деревца. Дворы разгорожены. Теперь не хватало, чтоб па варте ему отказали и отвели под конвоем в Совет, подумал Дитрих. Вишняков теперь поговорит иначе…
Приблизившись к квадратному окошку размером в четыре почтовых конверта, он заглянул в него. Прямо перед ним виднелась чья-то спина с сутулыми плечами, подстриженный немолодой затылок с одной поперечной складкой. Дитрих вспомнил рассказ Калисты Ивановны о сотнике: средних лет, малоподвижный, высокий… И, перекрестившись, постучал. Сидящий повернул усатое лицо к окну, а потом медленно направился к двери.