— Так, значит, видел следы разведки? — спросил Вишняков.
— А ведь и не знаю, — сказал, насмешливо играя глазами, Кузьма, — привиделось, наверно. Будто следы лошадиных копыт, а то, может быть, и козьих, леший его знает. Я человек не военный…
Пряча в карман кисет с красным шнурком, Вишняков сказал обиженно:
— Мне известно, какой ты человек. Потому и зашел спросить, что видел, кого привез. — Он поднялся и молча вышел из хаты, не попрощавшись.
— Боится войны, — заключила Варвара, когда за ним захлопнулась дверь в сенцах.
— Пальцы мажь! — сердито потребовал Кузьма, не желая обсуждать с ней поведение Вишнякова.
Трудно было его понять.
Время — шумное, сразу не возьмешь в толк, кто о чем говорит и почему.
Казаринка стояла в пятнадцати — двадцати верстах от так называемой границы Области Войска Донского, на территории Екатеринославской губернии. До революции тут властвовали губернские чиновники, после Февраля — комиссары Временного правительства, калединские приспешники, а скорее всего здесь всегда властвовали акционеры и служащие Продугля, правление которого располагалось в Петрограде. Продуголь — вся власть. Нанимал, платил, судил. В шестнадцатом году стало трудно с рабочей силой — военнопленных пригнал, заставил работать в забоях тех, кто не пожелал идти в лагеря на западную землю.
В апреле семнадцатого года казаринские шахтеры, вернувшиеся с фронта солдаты и военнопленные собрались на митинг и решили создать Совет рабочих и солдатских депутатов, как и в других местах России.
Никто не знал, с чего начинать, поэтому каждый кричал о своем.
— Все пускай делают выборные, и замеры в шахте!
— А какая же власть, если Фофа-управляющий ставки артелям назначать будет?
— А деньги какие будут в ходу? Петроград навыпускал мусору!
— Чтоб ты не разбогател!
— Каледин не погладил по головке!
— Дулю с маком твому Каледину!
— Хлеба маловато, хлеб надо делить поровну!
— Хлеб раздобудут!
— Жди от козы двойню!
— А лес кто будет поставлять?
— На Громки надо власть продлить, станция нужна…
Шум заглушил громовой голос Архипа Вонифатьевича Вишнякова, высокого, плечистого кавалерийского вахмистра, только что появившегося на руднике:
— Работа найдется! И замеры, и хлеб, и штейгеров — все можно поставить под контроль народа!..
Говорил он медленно. Лицо стало бледным, василькового цвета глаза загорелись. Арина, коногона Паргина жена, богомольная и строгая в жизни, вскричала:
— Его!..
— Вишнякова — в Совет! — визгливо поддержал Аверкий рябой, который питал особое уважение к военным, а тем более к кавалеристам.
Митинг сразу перешел к выборам.