— Окей! — радостно выдала я и опять жестами попросила ее набрать номер. Кто там их знает, через что здесь нужно звонить на частный телефон? Когда незнакомый мужской голос ответил, я выдала все, на что была сейчас способна: — Муза маэстро Антонио — Арианна. Отель «Домус Алберти». Жду…
И положила трубку. Женщина с интересом смотрела на меня. Я вытерла лоб дрожащей рукой. Она налила мне воды в стакан. Я послушно выпила. Похоже, что полицию или скорую вызывать она не собиралась. Я приложила руку к сердцу, показала ей брелок с номером моей комнаты и с чувством глубокого удовлетворения покинула вестибюль, пока кто-нибудь там не появился, особенно наши.
Принять душ было необходимо — я взмокла от волнения, как мышь. Высушила волосы феном, что-то еще сделала и вдруг поняла, что эта эмоциональная встряска выдернула меня из состояния апатии и опустошенности. Я жила, опять жила. Да! Я, скорее всего, дико опозорилась. Но эта попытка связаться с Маэстро наполнила меня эмоциями — волнением, стыдом, предвкушением, ожиданием. На душе не лежала больше тяжелая ледяная глыба. Я улыбалась, сидя в кресле. Даже если ничего не получится, я приехала сюда не зря. Эх, нужно бы вручить женщине коробку хороших конфет… Душевная тетка… наш человек.
Когда в мою дверь постучали, приглашая на экскурсию, я отказалась ехать. На данный момент Ватикан не был мне интересен. Я хотела спать. Невыносимо просто. Все эти метания и терзания, физическая усталость и не проходящая тоска страшно вымотали меня. А сейчас я почувствовала, что могу спокойно уснуть, не кусая подушку и не заливая ее слезами. Что и сделала. А после обеда в мой номер позвонила дежурная, уже другая женщина, и пригласила спуститься вниз. Говорила на английском, я ее как-то поняла через пень-колоду.
У меня еще с детства наблюдалась почти полная неспособность к изучению иностранных языков. Есть такое образное выражение — топографический кретинизм, компьютерный, а у меня наличествовал лингвистический. При попытке изучать чужой язык, в голове оставалось только то, что вкладывалось туда при помощи выматывающей зубрежки. А потом быстро и благополучно забывалось, стоило только сдать экзамен и расслабиться.
Быстро расчесала волосы, натянула утепленные серые лосины и длинный белый свитер, вскочила в сапожки, открыла дверь и увидев за ней самого Антонио, расплылась в блаженной улыбке. Он стоял с букетом каких-то цветов. Рядом топталась странная маленькая женщина в скособоченном дешевом парике и небрежной одежде. Я жестом пригласила их в номер. Женщина оказалась переводчиком. Она говорила на русском, как на родном, и так же живо трещала на итальянском. Переводила, талантливо копируя все эмоции говорившего и даже слегка преувеличивая их: