— Смотри, кореш дорогой, как бы твоя честная жизнь не довела тебя снова до цугундера. Главное, насчет жены не тушуйся, ну ее. Лучше брось и не горячись. Мужик ты не слабый, везде жить можешь. Держись. Счастливо тебе, сынок!
И покатился поезд.
— Ну, привет, — встретила его на пороге Сима дежурным поцелуем в ще-ку, — ты молодец, что позвонил, только, извини, я ничего не успела. Много работы. Там все найдешь в холодильнике. Пока, до вечера.
Он открыл холодильник и его своротило от обилия водок, марочных вин и сервелатов. Со злобой грохнул дверцей и с холодильника упала и разбилась ваза красного стекла. Он пнул по осколкам ногой и выскочил на улицу. В магазине приобрел бутылку портвейна «три семерки», шмат колбасы и буханку ржаного хлебца. Не стал на улице, все же, только что «оттуда», значит, пришлось возвращаться праздновать домой.
Вечером вернулась Сима. Он привлек ее к себе, но она выскользнула, мол, от тебя разит дешевой бормотухой, и, знаешь, я немножечко отвыкла, понимаешь…
Он не понимал, он силился понять, исподтишка, по-волчьи рассматривая ее, вышедшую из ванной, в прозрачном, подчеркивающем контуры ее тела одеянье, на въедающиеся в ее плотную задницу черные кружева трусиков, на подрагивающие соски ее огромных грудей, на вкусно пахнущие влажные длинные волосы:
Ко дню ее рождения он преподнес ей букет из необычно синих роз, помогал готовить, накрывать на стол, приветливо встречал гостей — троих лоснящихся мужиков («Познакомься, это мои сотрудники!») и тещу, Розу Моисеевну.
В разгар праздника они вышли с Розой Моисеевной покурить на кухню:
— Володя, я знаю, вы порядочный человек…
— Мало вы меня знаете…
— Володя, конечно ужасно, что Сима обсуждает это со мной, она обманывает вас, Володя…
— В каком смысле? — попробовал не понять ее Владимир.
— Все. Домой! — теща бросила недокуренную сигарету в раковину.
В три часа ночи Владимир перемыл и убрал посуду и расставил мебель по местам. Потом присоединился на кухне к Симе, выпивающей коньяк и посасывающей кислый лимон.
— Разреши? — он наплескал себе полфужера.
— Тебя долго не было, я полюбила… — нехотя призналась она.
— Сразу всех троих или, все же, как-то по очереди? — лениво поинтересовался он.
— Ничего ты не понимаешь, уголовник. — У нее довольно здорово заплетался язык. — Все. Спать.
— Спокойной ночи.
Через тридцать шесть минут он подошел к ее постели с длинным кухонным ножом в правой руке, левой рукой откинул одеяло, немного полюбовался крупным соском ее груди, подрагивающим от ударов ее сердца, потом быстро ввел острие ножа в место под левой грудью.