Спустя несколько недель беременность Кэмпбелл стала уже всем видна, но никто пока ни о чем конкретно не говорил, не строил планов насчет того, где будет детская и прочее. Мередит считала, что все это ужасно глупо. Мама уже несколько недель как оставляла верхнюю пуговицу на джинсах расстегнутой и разгуливала по дому в старых рубашках Тима.
«Если бы это зависело от мамы, — думала Мередит, — она бы рассказала нам обо всем только по дороге в роддом».
В первое утро рождественских праздников Эмерсон заболела, и тренировок не было.
Войдя в кухню, Мерри уселась напротив матери. Кэмпбелл взглянула на дочь поверх очков без оправы, которые надевала только во время чтения, и улыбнулась.
— Почему ты так на меня смотришь? — спросила она.
— Ты уже чувствуешь, как он шевелится?
— Да, но вам придется подождать еще с месяц, а может, и чуть дольше. Почему ты так на меня смотришь и ничего не говоришь?
Мэллори незаметно проскользнула мимо них и принялась зашнуровывать у двери кроссовки. Вот уже несколько месяцев, как она не бегала, мало спала и почти ничего не ела. Иногда казалось, что она сходит с ума. Мэллори настолько была погружена в себя, что едва замечала мать и сестру.
— Я смотрю на тебя, потому что хочу кое-что сказать, — сказала Мередит, — но в то же время опасаюсь за свою жизнь.
— Мерри, дорогуша! Я сижу, ем гренок с корицей и нахожусь в таком благодушном настроении, что только известие о твоей беременности может довести меня до белого каления.
— Значит, ты не обидишься, если мы поговорим о твоей беременности?
— Нет, не обижусь. Я, как ты видишь, в положении. Когда он родится, мы не будем прятать ребенка в доме, чтобы никто не узнал о его существовании. — Кэмпбелл отложила в сторону книгу, которую читала. — Я понимаю, что уже старовата для того, чтобы рожать детей, поэтому говорить об этом мне было неудобно. К тому же я боялась, что потеряю ребенка. Конечно, это глупо, но тогда мне казалось, что ничего никому не говорить — менее рискованно.
— Мама, — сказала Мерри, — мне кажется, ты не очень все продумала. Когда ребенку исполнится тридцать лет, тебе будет уже семьдесят три.
— Ну-у-у, — произнесла Кэмпбелл, — я о такой перспективе даже не задумывалась. Ну… можно отдать его на воспитание или… Подожди! Ты можешь его воспитать.