- Серенечка, ты не брал? Что-то здесь не хватает.
Брови Сергея взлетели пушистым узлом.
- Сколько?
- Десять штук.
- Что?! Ты не врёшь?! Повтори!
Сергей внимательно посмотрел на меня - и вдруг замешательство в его светлых зелёных глазах сменилось ненавистью и испугом.
- Почему ты раньше мне ничего не сказала?! Отвечай: сколько?!
- Десять штук.
- Не ори!
- Как ты с ней говоришь? - недоумевающе спросила его удивленная Женька. Она сидела перед печью, печальная, словно угасшая. - Не понимаю, чего ты злишься? Она тебе правду сказала.
- Ты знаешь, где они? - всё так же шёпотом, строго допрашивал меня Улаев. Он не обратил внимания на Женьку и от волнения дрожал.
- Наверное, я съела. Глотаю! Вот так! - с обидой ответила я.
Но Сергей уже стоял в дверях в шапке и наброшенном одним махом на плечи ватнике.
- Дура, вот дура! - сказал он, покачав головой. Крикнул мне, не оборачиваясь: - Не уходи! Ты мне будешь нужна! Я сейчас... - И он бросился в темноту.
Я кинулась за ним следом, но Сергея уже нигде не было. Морозная тёмная ночь привычно молчала. Лишь где-то обманчиво, совсем в другой стороне, проскрипели по сухому насту шаги часового. Потом две тени, почти слившись, мелькнули в призрачном свечении мелких, как порох, голубоватых звезд. Одна тень угловатая, ломкая, с раскрылившимися рукавами: это Улаев. Другая - комиссар отряда, Фёдор Быков. Я узнала его по бекеше и каракулевой папахе.
Они тихо, взволнованно переговаривались:
- Пересчитать все пакеты с утра! Доложить лично!
- Есть пересчитать.
- Никому ни слова! Молчок! Слышишь? Даже девчатам. Если они всё поняли, не обсуждать!
- Да. Есть.
- С Пироговским ни Шура, ни Женя сейчас не пойдут! Пусть прячутся где хотят. Чтобы и духу их не было. Слышишь?! Я им идти категорически запрещаю! Ясно?
- Есть!
- А за помощь - большое спасибо... друг! - И комиссар крепко стиснул руку Сергея. Подтолкнул его в сторону палатки. - Иди! И - ни звука. Понял?
- Да.
Слушая их, я ничего не понимаю. Что «понял»? Что «ясно»? Что «да»?
Потом в землянке у наших соседей-артиллеристов, на КП полка, куда нас привел на ночлег Сергей, мы с Женькой лежим на нарах, накрывшись каждая своим полушубком, и молчим. Зябко съёжившись под коротким куском овчины, я время от времени всё ещё вздрагиваю от непонятного для самой себя ужаса перед тем неизвестным, что случилось.
Шёпотом спрашиваю у Женьки: .
- Что ж, выходит, Женя, Пироговский брал эти пакеты и пил денатурат? Это ж яд!
- Да! Брал и пил. Перед каждым выходом на задание. Для храбрости... А потом зелёных чертей на себе ловил...