Каждый день в полк прибывали со станции ротные и взводные командиры. Это были и старые, опытные кадровики, побывавшие в самом пекле и, подобно Ивану Григорьевичу, успевшие отлежать свой срок в медсанбатах и госпиталях; и совсем новички, ещё «не обструганные» лейтенантики, только-только из военных училищ; и лобастые бородатые «запасные», бог весть из каких резервных глубин: агрономы, прорабы, учителя, неумело натянувшие на себя военную форму и ещё не отвыкшие от вольготных штатских привычек.
Петряков очень быстро освоился на новом месте, свыкся с порядками и считал себя старожилом, в отличие от новичков. За какие-нибудь две недели он успел дочерна загореть на позднем солнце бабьего лета, полюбить неумолчное бормотание близкой реки, голоса певчих птиц в чащобах и запахи гнилых, перезрелых ягод малины и ежевики на лесных ослепительно жёлтых от клёнов прогалах.
Он не знал, что и это всё кончится быстро.
Плотно слившись в единое целое, конь и всадник двигались неторопливо, каждый думая о своем. Под копытами Ястреба на дороге чуть похрустывали мелкие острые камни: это был ещё город.
Вскоре Петряков миновал большое колхозное поле картофеля, ещё не убранное, и свернул с шоссе на лесную тропу. Здесь была уже глухомань, бурелом. Лес тянулся на многие километры.
Ястреб фыркнул, наткнувшись мордой на низкие влажные ветки кустарника: там что-то коротко зашелестело. Может, вышел на ночную охоту ёж, может, просто сорвался с ветки сухой, истончившийся лист, но конь вдруг вздрогнул всем телом и пошёл как-то нервно, сторожко, заносясь правым боком. Петряков дёрнул поводья.
- Но, балуй! - крикнул он и занес плеть, чтобы ударить. Но не ударил.
Он любил это рыжее существо с белой чёлкой и в белых чулках, с длинной гривой. С ним легко было молчать, легко разговаривать, даже грустить. В такие минуты лошадь становилась особенно чуткой.
Иван Григорьевич ехал ночными опушками леса. Где-то близко темнела река. Дыхание её ощущалось в терпком запахе ила, лягушек и лиственного гнилья. Сейчас будет дамба, обсаженная длинноствольными серебряными тополями. Потом крутой спуск к реке и грубо сколоченный саперами мост. За ним, сразу же на изволок, - землянки второго стрелкового полка. Там, в санчасти, Петряков должен взять свои вещи и проститься с друзьями, чтобы завтра уже, на рассвете, быть в городе.
Да, недолго он пожил здесь. Не пришлось...
Всего два часа назад Ивана Григорьевича с нарочным вызвали в штаб дивизии, к генералу Осипу Фёдоровичу Маковцу, человеку суровому и недоступному, и разговор был коротким. Пришлось подчиниться приказу.