– Я думаю, это тоже сходится, – тихо сказал он.
Гипнос бросил на него странный взгляд. Энрике не хотел задумываться о его значении, поэтому он снова заговорил:
– Последние две строчки тоже подходят. Мы знаем, что у Падшего Дома были мрачные интересы. Они вполне могли использовать кости, буквально или метафорически. В этом случае строка «каким наш мир на самом деле должен быть» означает, что они следовали своим личным интересам, а не интересам всего человечества. Остается только предпоследняя строка: мое количество позволит рассудить. Это – последняя подсказка. Возможно, имеется в виду количество костей в человеческом теле? Сколько их всего?
– Двести шесть, – не раздумывая, ответил Северин.
Энрике нахмурился.
– Мне стоит знать, зачем ты держишь эту информацию в голове?
– Не думаю, – ответил Северин с хищной улыбкой.
– Но на циферблате нет числа двести шесть.
Северин издал тихий смешок.
– Шесть минут третьего. Два-ноль-шесть. Двести шесть.
Все трое посмотрели на часы. Теперь они словно начали потрескивать. Энрике в голову пришла безумная мысль: вдруг часы знают, что их тайны почти разгаданы?
Энрике начал медленно двигать стрелки часов. Он даже не заметил, как к нему подошли Гипнос с Северином. Он как будто посмотрел на них со стороны: трое молодых людей склонились над часами, сделанными из костей. Историк почувствовал, что их связал общий голод. Вероятно, когда он будет утолен, их души невозможно будет различить.
Энрике ждал.
Он ждал, когда сработает сила Творения, но ничего не происходило.
– Не работает, – сказал Гипнос. – Что мы сделали не так?
У Энрике сжалось сердце.
– Мы не следовали указаниям, – вдруг сказал Северин, указывая на слово под цифрой «шесть»: nocte. Полночь.
– Но до полночи еще несколько часов!
Северин отвел взгляд. Он потер шрам на ладони и потянулся за баночкой с гвоздикой. Он задумчиво жевал высушенный бутон гвоздики, не обращая внимания на повисшее в комнате напряжение.
– По крайней мере, к этому времени девочки уже вернутся.
После этого Северин ушел по делам, связанным с управлением отелем, оставив Энрике и Гипноса наедине. Энрике не знал, что ему делать, и, в конце концов, оба вернулись к старому занятию: просматриванию документов Падшего Дома. Точнее сказать – к поискам иголки в стоге сена. По комнате растянулись вечерние тени. Им принесли еду, и они съели ее, не отрывая глаз от бумаг. Все это время костяные часы пристально наблюдали за их работой и, казалось, самодовольно усмехались. Энрике показалось, что комнату заволокла какая-то странная пелена. Кто-то запихнул подушку Тристана под стул, чтобы никто не смог на нее сесть.