Василиса испуганно бросала взгляды на Ивана, пыталась отстраниться от Волка. Вот только на последних словах замерла и строго спросила:
— Почему это не придешь? Что вдруг изменилось?
— Устал я, Василиса, — тяжко вздохнул Волк. — Устал о тебе томиться. Сердце истосковалось, да видно не люб я тебе.
Иван хотел было вмешаться, да прохладная рука запечатала его уста, да и самого юношу крепко прижал к себе Кощей.
— Не вмешивайся, они сами разберутся.
Волк выпустил из объятий Василису, а та и забыла, что отойти от него подальше хотела.
— Что, любовь твоя прошла? — подозрительно спросила у Волка она, уперев руки в бока.
— Нет, не прошла, — с вызовом ответил Волк. — Да, только не нужна она тебе.
Девушка сделала шажок к нему, пытаясь поймать его взгляд.
— Да как же не нужна? Нужна. Да только разве можно так, Волк. Ты же лесной, свободный, как ветер, а я? Я по лесу бегать не могу, не угнаться мне за тобой, не жить твоей жизнью, да и приручить тебя не смею.
— Вот дура, — тихо выдохнул Кощей и потянул за собой Ивана из столовой.
— Вот что за глупый народ — бабы. И чего вы ее Премудрой величаете. Волос длинный, а ум короток. Сама давно его приручила, веревки вьет.
Иван отнял от губ ладонь Кощея, да заступился за невестушку:
— Так ведь права она. Он же свободный, как же можно его приручить.
Кощей остановился и с улыбкой ответил:
— Так приручила она его уже давно. Приручила, а сама всё овечкой невинной прикидывается. Он же от нее шагу ступить не может, приходится приказывать. Каждое ее слово ловит.
— Нет, она не такая.
— Иван, ты ее не знаешь. Истинную натуру Василисы. Она умная, расчетливая, трусливая баба. Красивая, конечно. Но любовью играет. А этого делать нельзя. Любовь такого не прощает.
Иван замер, вдруг осознав, что смотрит на губы Кощея. Смотрит, и оторваться не может. Да и слов уж не слышит. Вновь виделось ему, как он вчера целовал эти губы. Какие они нежные, ласковые.
Судорожный вздох вырвал из оцепенения юношу, да было поздно, Бессмертный схватил Иванушку, да впился в губы его поцелуем. Совсем не таким, как вчера, а собственническим, жадным. И опять потерял голову Иванушка. Охнул, когда спиной стукнулся о стену. От глухого стона Бессмертного прошлась по телу Иванушки сладкая волна дрожи, пробрала до самых костей, заставляя полностью отдаться порыву.
— Ваня! — визгливый окрик как студеной водой окатил, отрезвил юношу.
Обернувшись, Иван удивленно воззрился на Василису, которая в ужасе и отвращении смотрела на него.
— Ваня, да что ж ты делаешь! Это же…
— Не твоего ума дело, — холодно осадил ее Кощей.