Право на жизнь-2. Дела житейские (Дмитренко) - страница 48

  — Госпожа, ваш ждут к обеду. Разрешите помочь вам переодеться. Меня зовут Иннури.

  — Благодарю вас, Иннури, переодеваться незачем. Проводите меня в столовую.

  Милая девушка вежливо поклонилась, и мы спустились на три уровня ниже. Ага, это первый этаж, широкий коридор закончился ярко освещённой аркой, поворот направо и взору открылся огромный холл, со столом, накрытым к ужину. А вот это засада! Приборы-то эльфийские, и я, как бог свят, непременно запутаюсь в чёртовой уйме вилочек, ножичков, странных лопаточек.

  Я остановилась на границе света и тьмы, дожидаясь, пока взоры собравшихся эльфов устремятся в мою сторону. Тут же выполнила лёгкий общий поклон и, как мне показалось, твёрдой поступью направилась к Тарину.

  — Дорогой хозяин, — приветственно наклонила голову, — рада вас видеть в добром здравии.

  — Госпожа, — Тарин отдал поклон, — как вы отдохнули?

  — Прекрасно. Три четверти времени любовалась горными вершинами и одну четверть проспала в кресле у окна. Здешний воздух нужно разливать в хрустальную посуду и продавать жителям столицы за полновесное золото. Я всё ещё не могу надышаться.

  — Госпожа Яна, позвольте представить вам моих гостей, разрешите мне не называть их подлинных имён, поскольку наше собрание не совсем законно.

  — Дорогой друг, ты можешь с полным основанием сказать, что оно совсем незаконно, — седой эльф выступил вперёд, — госпожа, мне очень нравится обычай вашего народа целовать дамам руку. Вы можете звать меня Первый.

  — Следующий волшебник станет Вторым?

  — Конечно. Но вы можете звать их так, как сочтёте нужным.

  — Прошу всех к столу. Госпожа, ваш прибор справа от меня.

  — Мне приятна ваша тонкая вежливость, мастер Тарин, я вижу мой собственный прибор. А где телохранитель?

  — Орон пожелал отужинать в своих апартаментах, госпожа, — седовласый приблизился к своему креслу слева от меня.

  Человеческое воспитание, в отличие от эльфийского, часто оставляет желать лучшего. Здесь даже исподтишка никто не таращится на непонятную старуху. Сотрапезники не ухмыляются, не переглядываются, никак не реагируют на единственного человека за столом. Сколько могу судить, все негромко переговариваются со всеми и над столом стоит тот приятный ровный гул, что умиротворяет получше колыбельной.

  Седовласый собеседник уделял всё своё время мне, надо полагать, господин Первый явно играет тут одноименную скрипку. О, господи! Опять эти каракатицы!

  Я умоляюще взглянула на Тарина, и он, добрая душа, велел унести «морепродукт» к чёртовой матери. Точно вам говорю, нашему эльфу памятник поставить надо.