— Я имею честь, — продолжил он, — действовать под руководством великого Абу Гаджа. Твои подвиги всё ещё служат предметом восхищения во всех странах ислама, и ты являешься образцом для подражания для любого воина джихада.
Хуссейни не спешил с ответом, а ожидал, что пришелец скажет дальше.
— Наша операция близка к завершению. Три осла, купленные на рынке Самарканда, должны прибыть к месту назначения. Один из них находился в автоцистерне, которая ехала впереди тебя на автостраде, помнишь?
— Помню, — подтвердил Хуссейни.
— Послушай меня, Абу Гадж, — с жаром продолжил собеседник, — группа один будет в месте назначения через двое суток, группа три — через трое суток, группа два... уже на позиции. Три осла могут быть осёдланы в любой момент.
Хуссейни подумал, что его страхи становятся всё более обоснованными: «оседлать ослов» было, по-видимому, закодированным выражением для обозначения сборки взрывных устройств, и использование этого языка также и в столь секретном разговоре явно было предписано страхом перед подслушиванием. Или же являлось следствием стиля цветистого восточного языка...
— Абу Ахмид приказал передать тебе, что ты должен послать сообщение через двадцать четыре часа после того, как последний осёл будет загнан в своё стойло.
«Общим счётом четверо суток», — сверкнуло в мозгу у Хуссейни. Скорость изменения ситуации возрастала с неумолимой быстротой. Мания величия Абу Ахмида достигала своей абсолютной точки. Однако ему всё ещё не удавалось понять, почему старик выбрал именно его и в первую очередь почему Абу Ахмид был так уверен, что он выполнит то, что от него потребуется сделать. Хуссейни опустил стекло и повернулся к молодому человеку, сидевшему подле него.
— Тебе не помешает, если я закурю? — спросил он, опуская ладонь на пачку сигарет.
— Нет, — ответил тот. — Но это губительно, во-первых, для тебя, не говоря уже о том, что вредит окружающим.
Хуссейни покачал головой.
— Невероятно, — протянул он, — ты рассуждаешь как американец.
— Я и должен, — не моргнув глазом отпарировал его собеседник.
Хуссейни откинулся на спинку сиденья, сделал длинную затяжку дыма и выпустил его из окна вместе с облачком пара.
— Что ещё сказал тебе Абу Ахмид?
Молодой человек странным образом не повернулся к нему, а засунул руку во внутренний карман куртки, вытащив конверт.
— Он попросил передать тебе это и спросить, узнаешь ли ты его.
Хуссейни стряхнул с себя странное оцепенение, охватившее его, и протянул руку за конвертом. Это было нечто неожиданное.
Он открыл его: в конверте находились три фотографии, на которых был изображён один и тот же человек в детстве, отрочестве и юности.