К вечеру он отправился туда на такси, проехал по Багдадской дороге, пересёк границу, затем оставил такси на станции техобслуживания и присоединился к небольшому каравану бедуинов, который отправлялся в юго-восточном направлении, к нефтепроводу.
Они высадили его в условленном месте, и Абу Ахмид ждал один, пока с востока не послышался рокот двигателя вертолёта, большого боевого Ми-24 российского производства, оснащённого ракетами, пушками и пусковыми установками.
Машина летела на уровне нескольких метров над землёй, вздымая при этом облако густой пыли, затем взмыла в небо над нефтепроводом, неподвижно зависла в воздухе и начала снижение, пока не коснулась земли на расстоянии нескольких сот метров. Лопасти винта ещё продолжали вращение в течение нескольких минут, затем постепенно замедляясь, пока не остановились окончательно. Дверца открылась, и из неё появился офицер в берете танкиста и кожаной куртке лётчика. Он подошёл к ожидавшему его человеку, на вертолёте погасли все огни, и окрестности погрузились во тьму и безмолвие.
Теперь двое мужчин стояли друг напротив друга.
— Салям алейкум, генерал Таксун, — произнёс Абу Ахмид.
— Алейкум салям, — ответил офицер, слегка кивнув головой.
— Я рад, что вы согласились встретиться со мной.
Порывы холодного ветра гуляли вокруг, а небо угрожало дождём. Генерал оказался хорошо сложенным мужчиной лет под пятьдесят, с опалённым солнцем лицом и большими руками, типичными для крестьян — уроженцев Юга, но в его осанке и взгляде читалась неуёмная гордость.
— Эта встреча очень опасна, Абу Ахмид, — отрывисто заявил он, — и должна закончиться как можно скорее.
— Согласен, генерал. Я просил об этой личной встрече, ибо то, что я должен сказать вам, имеет такую значимость, что никакое послание и никакой посредник не имеют достаточного авторитета и не обладают такой силой выражения, которых требует это сообщение. Более того, ответ ни в коем случае не должен быть передан через посредника, я должен лично услышать его из ваших собственных уст. Вы должны прекратить ваше... сотрудничество с американцами и перейти на нашу сторону.
От неожиданности генерал подскочил:
— Я не останусь здесь более ни минуты, если вы...
— Не возмущайтесь, генерал, у нас имеются неоспоримые документальные свидетельства, подтверждающие то, что я только что произнёс, и мы готовы передать их вашему верховному главнокомандующему, если вы не успокоитесь и не выслушаете меня внимательно.
Таксун ошеломлённо уставился на него, не открывая рта. Он видел только глаза, поскольку остальная часть лица была закрыта, и лишь в некоторые моменты ему удавалось уловить выражение лица собеседника, неверный и ускользающий отблеск его глаз, внушающий неуверенность и беспокойство.