— Про соцсоревнование, — громко подсказал я.
Странно, но за столом тишина повисла удивительная, словно я невесть какую дерзость в лицо бригадиру бросил. Байрамов меня взглядом не удостоил, а вот взгляд Аркадия Фомича я неожиданно на себе поймал. Острый взгляд, пронзительный, трезвый.
— О соцсоревновании мы отдельно поговорим и в другой раз, — отозвался-таки на мою подначку бригадир, — а сейчас предлагаю тост…
— Я думаю, забыли вы, Андрей Измайлович, про соцсоревнование, — вновь поддел я, — прошлые разы не упускали говорить, а теперича вот только про Достоевского.
— Заткнулся бы ты, умник! — зло отозвался вдруг Гоша. — Дай человеку слово объявить.
— Ты ему рот не затыкай, — вступился за меня качальщик Федот, — у нас гульба, всякий говорит что хочет. Еще чего…
— Погоди, Андрюха, и впрямь не встревай покуда, — поддержал Гошу печник Григорий. — Давай, Измаилыч, тост!
— За дружбу! — проговорил Байрамов. — Чтобы все у нас было по-человечески, чтобы никто друг на дружку волком не смотрел. Иначе бригаде не быть.
Зарок на этот вечер себе я уже дал: ни грамма в рот. А выпить хотелось, ну прямо до тошноты хотелось. Последовать бы сейчас примеру бригадира, да не рюмку в себя опрокинуть, стакан. Завелся бы, как в былые времена, чертям тошно стало. Кривоглазого прихлебателя Гошу одним ударом бы усмирил. Ваня Скрипкин этот прием самбо нам показывал, мы с Васей Дроздом его прилично отработали. И Аркадий Фомич лыбиться бы перестал, все серебро изо рта в момент бы улетело…
— Ты чего, Андрюха? — Григорий меня спрашивает. — Чего не пьешь-то?
— А неохота, — отвечаю, — желаю в компании с тобой, Григорий, тверезым посидеть.
— Чего сидеть так-то? — удивился печник. — Давай как все.
Через несколько минут раскраснелись мои бригадные, загалдели. Степан бачок ухи дымящейся откуда-то приволок, на стол поставил.
— Насчет квартиры, Андрей, я разговор в РСУ вел, — проговорил неожиданно Байрамов, придвигаясь ко мне, — обещали подобрать тебе в старом фонде. За рекой, в деревянном доме пока. Как видишь, я слово свое держу, — и, улыбнувшись, бригадир наполнил свою рюмку. — На заработок не обижаешься? Или еще в чем-то нужда имеется?
— Спасибочко, Андрей Измайлович, полная во всем моя вам благодарность.
После ухи начали бригадные понемногу подниматься из-за стола, кто покурить на крыльцо отправился, кто разговорами завелся, Федот с Гошей на веранду вышли и схватились на бильярде. Байрамов подсел ко мне вплотную, рюмку придвинул и говорит:
— О чем задумался, солдат?
— Да так, — отвечаю, — о разном. Как говорится, о личном и общественном.