– Ах, сука! – возмутилась я.
– Я еще не закончил, – твердо сказал Эдик, и я на секунду заткнулась. – Твоя очаровательная, чисто русская непосредственность здесь может быть неверно понята.
Я залпом допила стакан, стукнула им по столу и автоматически перешла на наш великий и могучий:
– Но я же попросила у этой стервы всего лишь щепотку соли, едрена мать!!! Совесть у нее есть?!
– Каждый народ имеет свои национальные особенности, – тоже по-русски мягко попытался сказать Эдик, но меня уже было не остановить. А может быть, я была слегка поддавши…
– Вот это верно! Вот это верно!.. Мать вашу с вашими национальными особенностями!.. В Ленинграде мне и в голову бы не пришло – удобно или неудобно попросить у соседки щепотку соли или кусок хлеба! Или перехватить пятерку до получки!.. В гробу и в белых тапочках я имела в виду такие национальные особенности, когда все вокруг улыбаются, а сами прикидывают – куда бы пнуть побольнее!
– Не сердись, моя дорогая, – тихо сказал Эдик и убрал со стола бутылку с джином. – Не расстраивайся.
Ночью в спальне мы лежали каждый под своим одеялом. Эдик читал. Я смотрела в потолок. Рядом со мной посапывала Фрося.
Потом Эдик отложил газету и выключил свет у себя над головой.
– Что тебе сказал доктор? – спросил он.
– Сказал, что у меня, как ему кажется, все в порядке. И хотел посмотреть тебя…
– Вот как? Странно…
– Ничего странного, – я тоже выключила свой свет. – Когда муж и жена хотят иметь детей и у них что-то не ладится – проверять нужно обоих.
– Ну, хорошо, хорошо, – примирительно прошептал он и попытался меня обнять.
Угрожающе зарычала на него маленькая Фрося.
– Ты не могла бы выставить Фросю за дверь? – спросил Эдик.
– Не надо, Эдинька… У меня был сегодня очень тяжелый день, – сказала я и прижала к себе Фросю.
Эдик молча встал, собрал свою постель и ушел спать в кабинет.
Мы с Фросей поцеловались и заснули…
В воскресенье у нас на участке перед домом было все, как в заграничном фильме: стояли машины приехавших к нам гостей, а их владельцы, с женами и детьми, – все одетые в белые или очень светлые шмотки, – попивали свои аперитивчики. Женщины, сидя в садовых плетеных креслицах, мужчины – стоя, сгруппировавшись возле Эдварда.
Сам же Эдвард в фартуке и перчатках шуровал около большого гриля и жарил куски оленины, переворачивая их на решетке двумя длинными большими вилками.
Еще до приезда гостей я все приготовила – и гриль, и мясо, и специи, и столик с напитками для взрослых, отдельный столик со сладостями для детворы, и, конечно, самовар – гордость любого шведа, побывавшего в России!