— Им от него мало прока. А лекари не обрадуются новому больному, — опершись о спинку скамьи, Дойл встал. Почему-то сильнее прежнего заболела нога, и он перенес с нее вес на другую. — Если вы хотите… — идея была внезапной, но, кажется, спасительной. Он продолжил: — если вы действительно хотите помочь, составьте из своих трав самые душистые букеты, сделайте их много, и лекари развесят среди больных, чтобы немного освежить отравленный воздух.
Лицо леди Харроу преобразилось мгновенно, на нем расцвела улыбка.
— И вы распорядитесь доставить эти букеты?
— Разумеется, — кивнул Дойл. — Но с условием, что сами вы в доки не пойдете. Не нужно бесполезной самоотверженности. Настоящая помощь важнее, — он невольно вспомнил о том, какая помощь городу придет от него — ему предстоит разобраться в виновности зачинщиков погромов и проследить, чтобы самые ретивые получили достойное наказание. Узнав об этом, леди Харроу едва ли улыбнется ему.
— Спасибо вам, милорд. Я буду рада помочь. И… — она вздохнула, эти слова дались ей нелегко: — я обещаю не бывать в доках.
В узкой щели между ставнями посветлело — занимался рассвет. Дойл низко поклонился и сказал:
— Мне нужно идти, леди. Пришлите ко мне слугу, когда букеты будут готовы. И еще раз благодарю вас за лечение и за вино.
Леди Харроу присела в реверансе и ответила:
— Берегите себя, милорд. Храни вас Всевышний.
От этой простой фразы стало тепло в груди. Сдерживая улыбку, Дойл вышел на улицу. Похолодало. Коновязь покрылась белым инеем, шкура коня засеребрилась. Рукавом проведя по седлу и стирая капли и льдинки, Дойл не без труда дотянулся до стремени и сел верхом. Сжал бока коня коленями, высылая его вперед, но далеко не уехал — на Рыночной площади вновь царило какое-то оживление. В сонном городе далеко разносились крики.
На площади действительно вновь теснилась толпа — но в этот раз без дубин, вил и факелов. Люди стояли тесным многослойным кольцом вокруг чего-то. Дойл приподнялся в стременах, замахнулся кнутом и выкрикнул:
— Именем короля! Дорогу! — конец кнута свистнул в воздухе, заорали мужики, и перед Дойлом освободился узкий проход. Сдерживая фыркающего коня, он проехал по нему, и его взгляду предстало неприятное зрелище — во влажной дорожной пыли каталась и орала седая растрепанная старуха.
— Приди, приди! — визжала она и билась так, что двое стражников не могли ее схватить.
— Эй! — окликнул Дойл, и один из стражников заметил его, кинулся вперед, почти коснулся стремени и нервно спросил:
— Милорд, что делать? Она совершенно без ума.