Маронге видел, как его сородичи, освещаемые пламенем пожара, падали под укусами светляков, видел, как его хижина превратилась на миг в огненный цветок, видел, как оставшиеся кинулись в добрую сторону, на юг.
Но для его народа в эту ночь не было в мире добра. С юга отвечал такой же грохот, разве что другого чуть звучания и оттуда не летели светляки, но зато там деревья падали еще быстрее и чаще.
На ветку Маронге упала оторванная голова Змея и маленький людоед не выдержал — он схватил голову Змея, сунул ее в сумку, шепча срывающимся голосом слова прощения, а сам полез на верхушку дерева. Стоя на самой верхушке, Маронге истошно кричал в черное небо — раз духи сошли с ума, то пусть Белый Череп выглянет! В такой тьме его народ обречен! Раз уж настал конец света, то люди должны это видеть, видеть, куда они бегут!
Но ничего не изменилось. Мир Маронге рушился в бездну — он понял, что обречено только его племя, а сам он, видимо, должен идти туда же? Или нет? Но тут голова Змея, что он взял с собой, вылетела из сумки и пропала во тьме и он понял, что идти нельзя — Змей с ним идти не хотел.
За что?! Он же предлагал дурной смерти себя, неужели его так мало?! Он снова завыл, требуя Белый Череп опомниться и угомонить дурную смерть, заткнуть глотки злым духам, погасить светляков, запретить земле взлетать, как воде, когда в нее падает камень! Он чуть было не предложил Белому Черепу свои тсантсы, но опомнился — белому белое не предлагают. Ну, почему он не сообразил взять хотя бы десяток тсантс настоящих людей? Жадный дурак! Хвастливый и жадный дурак! Тур-тур-тур!
Белый Череп не слышал Маронге. Кошмар продолжался.
Час ночи тридцать одна минута.
— Выдвигаемся. Вряд ли там есть кто живой, но смотрите в оба — эти ублюдки убивают быстрее, чем пуля. И куда более жестоко. От их яда спасения нет. Какая-то нечисть, черти на земле, — скомандовал он и шеренга его бойцов двинулась на деревню, а за ними по лесу потащились и боевые машины пехоты, включив прожектора.
Шли осторожно, простреливая все оставшиеся темными, места, не жалея патрон. И вышли к деревне.
Рассыпались по тому месту, где она полчаса назад еще была, обшаривая горелые бревна построек, разведгруппы аккуратно прочесали лес на восток и запад, четко зная, где начинаются их растяжки, считая метры, но все они были сорваны — значит, все отработано. В лучи фонарей то и дело попадались маленькие тела — живых не нашлось ни одного.
На юг пошли еще аккуратнее, дождавшись подхода боевых машин, осветивших сектор прожекторами. Взрытая земля, залитая кровью, заваленная вырванными кустами, поваленными деревьями и прочим лесным мусором.