- Это дела партийные, Вера, - сказал он, наконец, поднимая ее и стряхивая с колен кудрявую стружку. - Коммунисты в них и без нас с тобой разберутся. - Помолчал, посмотрел куда-то вверх, на прикрепленную к березе скворечню, где навстречу вернувшемуся скворцу-папе жадно гомонило в домике его потомство. - Сколько врагов-то сидит, может, кто нарочно Семеху и оговорил. Враг - он на все пускается. - Он бережно огладил оструганную щепочку своими короткими, поросшими рыжим пухом пальцами. Только теперь это была уже не щепка, а маленькая деревянная ложечка для соли или горчицы. И вдруг он яростно изломал эту ложечку. Помолчал, тяжело дыша. - Разберутся. Не такие клубки распутывали. Что внуков к нам привела, правильно. Пусть тут перебудут. Нечего им у тебя там... Татьяна за ними присмотрит, она свободная, в школе каникулы.
Где-то недалеко, совсем рядом, в утреннем нежном воздухе захрипел слабенький гудочек. Старик встрепенулся, оживился, будто даже обрадовался.
- Зовет. Пора. Пройди в дом, Татьяна тебя чаем напоит. Ей потихоньку про Семеху скажешь, а ребятам пока - ни-ни. Уехал, мол, батька надолго по партийной мобилизации, слышишь, Вера? Нет, не может быть, чтобы за ним что-нибудь было. Вернется.
Торопливо, деловито старик стал подниматься на крыльцо. Завод рядом. Между первым и вторым гудком полчаса. Я преградила ему дорогу.
- Надо же что-то делать? Семен говорил - письмо товарищу Сталину отвезти в Москву, сдать в Кремль.
Старик остановился в дверях.
- Что ж, у Иосифа Виссарионовича других дел, кроме нашей беды, нету? - И брюзгливо, как это он частенько изъясняется: - Что ж, в Верхневолжске и правда перевелась? Найдем, найдем правду... Оклеветали, оговорили его враги за то, что сердцем чист, партии предан. Яснее ясного.
Тяжело ступая босыми ногами, он скрылся в сенях. Я все еще стояла у крыльца, когда он вышел, уже в спецовке, надвинув на глаза свою кепочку с пуговкой, и я поразилась, как он вдруг постарел, как побледнели у него щеки и погасли глаза.
- В больницу свою придешь - сразу же в партком. И сообщи. Слышишь? - сказал он голосом. которому безуспешно старался придать бодрость. - Чтоб от тебя от самой узнали, понимаешь? Виноват там, не виноват - не рассуждай, взяли - и все. Партийная организация должна первой обо всем узнавать. Ну, бывай. - И ушел, как-то расслабленно подволакивая ноги.
А ребята, ничего не зная, шумели с Татьяной в доме. Ты же знаешь, как они любят свою молодую веселую тетку. И этот шум, смех и даже то, с какой охотой они согласились пожить у деда, не улучшило моего настроения. Признаюсь, Семен, после этого разговора невзлюбила я твоего папашу. Все будто бы у него правильно, и самообладание сохранил, и советы дал, и ребят приютил, но все не то, не то. Не этого я от него ждала. Вот Татьяна - другое дело. Усадила ребят завтракать, выбежала ко мне: