Когда я всё это понял, мне тут же стал понятен ответ на вопрос, почему драконы уделили такое большое внимание одинокому рыцарю и так для меня расстарались, как будто уже не первое столетие всё их племя ожидало именно Ариэля, а не кого-нибудь другого. Дело было, конечно, не лично во мне, а в том, что появление на границе рыцаря они восприняли, как шанс изменить в свою пользу состояние конфликта между драконами и людьми. Они могли спровоцировать меня на нарушение договора, и в этом нарушении было бы повинно всё царство, за чем могло последовать вторжение драконов. Как один из вариантов — они могли привлечь меня на свою сторону. Окажись среди них хоть один рыцарь, это уже был бы не мир драконов, а мир драконов и людей. Всех возможных вариантов, какие могло иметь ввиду драконье коварство, я и представить не пытался, но понял главное — от того, как я пройду это испытание, в чем-то зависит судьба всего царства.
Когда я перестал смотреть на драконов, они тут же улетели — их театр покинул единственный зритель. Вечер этого дня я провёл спокойно, неторопливо продвигаясь от одного пограничного камня к другому. До конца границы оставался всего день пути, то есть на завтра мой рейд должен был закончиться. Ночью я почти не спал, груз ответственности, которую я наконец осознал, страшно давил на меня, к тому же я понимал, что драконы просто так меня не отпустят.
Когда на следующий день я тронулся в путь, не прошло и часа, как я увидел рядом с одним из пограничных камней вдалеке красную точку. По мере моего приближения к ней, точка выросла и стала красным драконом. Он сидел вплотную к камню со своей стороны и внимательно на меня смотрел. Дракон был уверен, что я не проеду просто так мимо него. И не ошибся.
Его поразительный взгляд, казалось, проник до самых глубин моей души. Я слез с коня и долго смотрел в его глаза, не отрываясь. В который уже раз произошло то, к чему я был совершенно не готов. Я увидел в драконьих глазах такую неизбывную тоску, как будто он принял на себя все страдания мира. При этом в его взгляде чувствовалась сила несломленного существа, которое стоически переносит адскую боль. Одновременно его глаза излучали мудрость разума, познавшего несправедливость мира, и сумевшего принять эту несправедливость, как данность. Этот взгляд не просил о сочувствии и сострадании. В нём вовсе не было предложения разделить его боль. Казалось, дракон хотел сказать мне лишь одно: «Видишь, как всё на самом деле».
Мне сразу же захотелось его понять и выразить ему сострадание, тем более, что он о нём не просил, и разделить его боль, и признаться ему в своём уважении, даже восхищении, и сказать, что теперь он не одинок, и предложить ему свою дружбу. Я уже подумал о том, что чрезвычайно несправедливо, когда такие сильные и мудрые существа с такой глубокой и сложной душой обречены так страдать. Моя мысль была по сути своей богохульной, а ведь именно этого и хотел от меня дракон. Он явно понял бы человеческую речь, но я не сказал ни слова, лишь продолжая тонуть в бездонном драконьем взгляде. Ещё минута, и я погиб бы. Я уже знал, что сейчас будет — я пойду за ним, чтобы стать его другом, рыцарь превратится в дракона.