— Прости, но я тебя не понимаю.
— Я больна, Дилан.
— Знаю, но тебя же лечат!
— Нет, они делают все, чтобы уменьшить мои страдания, но вылечить не могут. Мне не повезло. У меня редкое врожденное заболевание, такие болезни еще называют «сиротскими»…[29] Разве не смешно заболеть им девчонке, которая и на самом деле сирота? — попыталась она пошутить.
Дилан не понимал, что это означает, но смысл ее слов уловил.
— Нет, не смешно. И это… очень серьезно?
— Очень. Врачи не дают положительного прогноза. Я могу умереть завтра, через неделю, через месяц, через год… Когда — неизвестно.
В Дилане словно что-то сломалось. Страшная тяжесть сдавила грудь, дыхание прервалось.
— Здесь никому ничему не известно. Даже если в Институте и приветствуется предельная откровенность учеников друг с другом, я предпочитаю хранить этот секрет. Мне не хочется, чтобы отношения с окружающими приобрели фальшивый характер из-за сочувствия ко мне или жалости.
Дилан молчал. Мозг его решительно отказывался воспринимать такую информацию.
— Я и тебе ничего не хотела говорить. Мне нравится, как ты на меня смотришь, как слушаешь, как сильно в меня влюблен. И мне не хотелось, чтобы ты начал смотреть на меня по-другому. Но когда меня забрали в больницу, я впервые подумала об этом серьезно. И сказала себе: если я не вернусь, если умру, не поговорив с тобой, ты почувствуешь себя преданным, несчастным от того, что ничего не знал. Тогда я дала себе слово все тебе рассказать, если это обострение меня не убьет.
— Я понимаю… Но, может быть, все-таки исцеление возможно! — воскликнул он.
— Нет. Институт посылал меня на консультации к самым знаменитым профессорам. Не будем тешить себя иллюзиями.
— Не могу в это поверить!
— Знаю, это трудно, даже немыслимо. Но это так. Родители бросили меня из-за моей болезни, сочли, что не смогут растить обреченного ребенка.
— Я…
— У меня есть к тебе просьба, — вновь прервала его девушка.
— Все, что захочешь, — прошептал парень дрожащим голосом.
— Пусть между нами все останется прежним, Дилан. Взгляды, слова, даже молчание, которое мы научились с тобой делить. Рядом с тобой я чувствую, что живу.
— Тогда я буду проводить с тобой все дни и ночи, чтобы ты оставалась такой же живой, как и я, очень долгое время.
Она улыбнулась, смутившись.
— Как ты красиво сказал. Да ты становишься поэтом!
Дилан продолжал молчать. Чтобы он сейчас ни провозглашал, чего бы ни обещал сделать, ничто не изменит ужасной реальности. Он попробовал представить Лию мертвой, представить, как будет без нее жить, но тут же прогнал эти мысли. Чудеса существуют. Разве не был чудом тот день, когда его пришли забрать из родительского дома?