Они продолжили наблюдение, и через несколько секунд появились несколько уток и с шумом бросились в воду. Это было целое семейство — утка с селезнем и восемь утят, тихонько скользивших по водной глади, напоенной утренним паром, словно пруд с трудом просыпался после бурной ночи, неохотно отдавая свое дыхание. В прозрачной воде легко угадывались движения лапок малышей, обеспокоенных тем, что они не поспевают за матерью.
Лана и Димитрий долго следили за ними глазами, растроганные этой сценой.
— А вот и мой любимчик, — прошептал парень, показывая на замыкающего.
Этот утенок казался более живым и смелым, чем остальные. Он не боялся отстать, держался на некотором расстоянии от стайки, чтобы исследовать окружающий мир, но потом все же спохватывался и бил изо всех сил лапками, чтобы войти в привычную семейную колею.
Девушка тихонько рассмеялась, и эта реакция обрадовала Димитрия.
— Ты придумал ему имя?
— Нет. Да и зачем? Ведь они мне не принадлежат, — объяснил он, пока утки исчезали на другом конце пруда. — Я был знаком с предшествующим поколением. Видишь вон того, крупного, во главе стаи? О, раньше он был таким же крошечным, как наш любопытный смельчак, а сейчас! Посмотри, настоящий почтенный отец семейства.
Это признание вызвало у Ланы целую бурю чувств. Возможно, девушку тронуло, что ее приятель косвенным образом выдал себя: то, что он здесь вырос? Или ее тронула нежность, с которой юноша наблюдал за утиным семейством? Или она так разволновалась потому, что он находился совсем рядом и она слышала его дыхание, ощущала аромат его тела?
Наверное, ему передалось ее смущение, так как он пристально посмотрел на девушку, не отрывая взгляда, будто искал нужные слова или видел ее впервые.
На мгновение Лана растворилась в его темных глазах, впервые заметив в них золотистые крапинки, отчего радужки, казалось, были усыпаны искорками. Брови Димитрия образовывали безупречную линию, довольно густую, которая мягко утончалась к вискам. Наконец на губах его заиграла улыбка, и он отвернулся. Но за те несколько волшебных секунд Лане показалось, что у нее прервалось дыхание, а сердце перестало биться.
Юноша выпрямился во весь рост, Лана тоже. Они вместе пошли по лесу — медленно, молча, взволнованные чувством, которое оказалось и слишком внезапным, и слишком сильным, чтобы после этого о чем-то можно было говорить. И Лана спросила себя, возьмет ли он снова ее за руку, чтобы вывести из рощицы. Может, ей просто этого хотелось? Но он ничего не сделал.
— Уже довольно поздно, — только и сказал Димитрий, когда они вышли на дорожку парка.