— Все относительно.
В окнах спален уже горел свет.
— У тебя есть только двадцать минут, чтобы принять душ и пойти в столовую.
— Да я сегодня почти не бегала.
— Сожалеешь?
— Нисколько. Было чудесно понаблюдать за семейкой Дональдов. Завтра подольше побегаю.
— И внимательнее отнесись к курсу боевых искусств.
Замечание ее задело. Лане почему-то захотелось, чтобы они расстались не на этой ироничной ноте. Димитрий махнул ей рукой и стал удаляться.
— Димитрий!
Юноша обернулся.
— Можешь повторить тот забавный звук, которым ты подманивал уток? — попросила она, делая вид, что сама пытается его воспроизвести.
В ответ раздалось великолепное кряканье.
— Ты должен меня научить, обязательно! — проговорила она, пользуясь ситуацией.
Но Димитрий вдруг закрыл лицо руками, изобразив ужас Ланы в тот момент, когда он ее нечаянно толкнул.
— Подонок! — воскликнула она, умирая от хохота.
Урок устной речи всегда начинался с выступления одного из учеников. Сюжет выбирался им самостоятельно, но требовалось придать ему конкретную и увлекательную форму, чтобы по возможности увлечь аудиторию и быть убедительным.
На этот раз была очередь Лии, которой предстояло держать речь перед одноклассниками. Лия решила говорить о Бодлере и для начала собиралась прочесть одно из его стихотворений.
Девушка-подросток встала возле доски перед аудиторией, хрупкая, но полная решимости. Бледненькая, с прозрачными голубыми глазами, тоненькими ножками, придававшими ей жалкий вид, она напоминала скорее испуганную тощую кошку, но в ней горел внутренний огонь и присутствовала непоколебимая воля передать другим бушевавшие в ней эмоции. Едва она открыла рот, как, обретя вольный простор, полились стихи.
ПЛАВАНИЕ
В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль, и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей.
Но истые пловцы — те, кто плывет без цели:
Плывущие, чтоб плыть! Глотатели широт,
Что каждую зарю справляют новоселье
И даже в смертный час еще твердят: — Вперед!
Бесплодна и горька наука дальних странствий.
Сегодня, как вчера, до гробовой доски —
Всё наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски.
[8]Словно загипнотизированная эхом прочтенных стихов, она дала еще какое-то время повитать их отголоскам в воздухе, устремив взор в пустоту, словно обращаясь к призраку Бодлера, прежде чем начать свой комментарий к стихотворению, ключевыми словами которого были «невозможность убежать от судьбы».
Тем, кто не был посвящен в ее тайну, показался странным такой взгляд на жизнь: как можно было утверждать о приоритете фатума, когда философия Института, наоборот, основывалась на возможности противостоять судьбе и необходимости прокладывать собственный жизненный путь?