Все были смущены.
Когда выступление закончилось, учитель, Артур Бенан, подошел к девушке.
— Ну-с, друзья, кто желает высказаться? Понравилось вам выступление Лии?
— Я желаю! — крикнул Жеральд.
— Прошу.
— Думаю, ей следовало бы пойти еще дальше.
— Что ты имеешь в виду?
— Дать каждому из нас по капсуле с цианистым калием, например.
Класс взорвался хохотом. Лия бросила на насмешника обиженный взгляд.
— Тебе стихотворение показалось слишком грустным? — спросил преподаватель, прежде чем проанализировать это высказывание.
— По мне, так все стихи грустные. Больше всего меня повергло в уныние другое: тон, которым оно было прочитано, а затем прокомментировано.
Прибыв в Институт всего год назад, Жеральд не знал, что так сильно подкосило оптимизм его одноклассницы. И, уж конечно, он не мог ни обнаружить, ни прочувствовать, какой особый смысл имело это стихотворение в ее глазах. На помощь к подруге поспешила Романа.
— Выбор был произвольный! — уточнила она. — Лия хорошо усвоила предыдущие уроки и постаралась создать атмосферу, соответствующую сюжету стихотворения.
— На самом деле это было великолепно, — подтвердил Бенан.
— Возможно, только она даже не смотрела на нас, — критически заметила маленькая кругленькая Джина. — Уставилась в никуда, словно мы вовсе для нее не существуем!
— Имела право! — вмешалась исполнительница. — В моем понимании стихи должны пронзать пространство точно так же, как они пронзают время. Я лишь озвучиваю слова страдающего человека. Просто я медиум, передающий эмоции Бодлера.
Лана присутствовала на этом обмене мнениями, испытывая огромный интерес. Помимо того, что стихотворение, несомненно, нашло в ее душе отклик, ее завораживала легкость, с которой изъяснялись ученики, искренность, с которой они критиковали подругу, не вкладывая в свои слова ни тени злобы. Она повернулась к Дилану, который тоже, казалось, был очарован непринужденностью атмосферы.
— Ну а тебе как, понравилось чтение?
— Просто великолепно.
— Что именно?
— Ну… я хотел сказать… стихи прекрасные, — пробормотал он, с сожалением выходя из сладкого забытья.
— Да уж вижу… — прошептала его соседка, улыбаясь.
Щеки паренька побагровели.
— Не уверен, что и я когда-нибудь так сумею, — сказал он, чтобы сменить тему.
— Научимся, — ответила Лана.
Слово взял учитель.
— По моему мнению, Лия правильно выбрала тон, читая это стихотворение. Она его воспринимает именно так, и, прямо скажем, ей удалось передать сильные эмоции. Но Джина на самом деле вскрыла очень важный аспект: ничем не было оправдано сохранение того же тона при комментировании стихотворения. Прочитав его, Лия, ты должна была отойти, постепенно, конечно, от него, от всех этих порожденных поэзией эмоций, ведь теперь это уже был не Бодлер, а ты. Речь идет не о том, чтобы ты полностью отбросила чувства, которые возникли у тебя, пока ты его читала, нет, ты могла и дальше использовать оттенки грусти, тот же ритм, излагая свои соображения. Но для этого стоило бы обратиться взглядом и словом к аудитории, чтобы настроить на свою волну тех, кто тебя слушал и для кого ты все это говорила.