к мальчишкам относились как к воробьям, не уделяя их вниманием. Они расположились в старой риге купца Бакшеева, а утром приступили к валке дубов. На работу их маленькому Козьме смотреть было страшно и радостно:
большие работали так, что все у них трещало и валилось. Они не только завалили все дубы, распилили их и покололи, но и выкорчевали громадные дубовые пни и тоже покололи на поленья. По вечерам они, выпив ведра по три молока и наевшись толченой картошки с салом, сидели на дубовых пнях и пели своими грубыми, громоподобными голосами. Козьма запомнил одну песню, ее медленно пел глухим, страшноватым голосом лопоухий, краснолицый Авдот:
Как ты мене, матушка,
Во чревях носила,
Как же ты, касатушка,
Громко голосила.
Потом Авдот с Вяхирем подрались из-за денег. Вяхирь побил Авдота, и тот, обидевшись, ушел из Покровского, не дождавшись конца работ. И как рассказывали бабы, заплевал кровью дорогу из Покровского в Боровки. Покровские купцы, сославшись на уход Авдота, недоплатили большим одну треть. И те в отместку в последнюю ночь насрали в колодец купцу Бакшееву. Тот колодец чистили потом дня три, вытащили ведрами большую кучу говна больших…
Перхуша с трудом разрубил носовую кость. Полоз, въехавший в ноздрю, стал виден. Вдвоем с доктором они качнули самокат, но полоз из ноздри не вылезал.
—#Полоз гайморовую пазуху пробил и там застрял,#— присмотрелся доктор.#— Руби вот здесь, сверху!
Перхуша скинул рукавицы, поплевал на руки, стал рубить надбровье. Кость оказалась твердой и толстой. Перхуша дважды отдыхал, пока поглубже врубился в нее. Белые куски кости летели из-под топора, посверкивая в лунном свете.
«Лес рубят — щепки летят…»#— вспомнил доктор любимую поговорку прадеда.
Прадед доктора Гарина, бухгалтер, часто вспоминал далекую сталинскую эпоху, когда эта поговорка была популярной у властей и у народа.
Кость кончилась, вместо белых кусков из-под топора полетели зеленоватые.
«Ага, у него был гайморит…#— профессионально прищурился доктор.#— Бродяга, наверно. Шел, напился. Упал, заснул. Замерз…»
—#Россия…#— пробормотал он и вспомнил, как лечил однажды большого, у которого вылезла грыжа.
Этого большого наняли в Репишной для земляных работ. Он рыл котлован своей огромной лопатой, а потом передвигал сарай и надорвался. Когда Гарин вместе с тремя добровольцами вправляли ему грыжу, большой выл, грыз цепи, которыми его притянули к полу, и ревел:
—#Не надобно! Не надобно!
Грыжу вправили тогда благополучно…
—#Дорубился, засади тя…#— Перхуша в изнеможении распрямился, снял шапку, вытер лицо.