«Господи, вывези, охрани и помоги…»#— молился он про себя, считая каждый метр преодолеваемой дороги.
Перхуша шел, правил, загребая снег валенками, проваливаясь и снова вылезая. Впереди и вокруг стояла стена бесшумно валящего снега. И от этой бесшумности, в совершенном безветрии доктору становилось все страшнее.
Перхуше же страшно не было. Он просто устал от всего, устал так, что и шел уж из последних сил, стараясь не свалиться на снег и не заснуть. Огонь костра сморил его, он наглотался дыма, ему хотелось одного — спать.
«Три версты… Доедем, коли не собьемся…»#— думал он, тараща глаза, слипающиеся от снега и усталости.
Через полверсты, когда ельник кончился и началось чистое поле, они сбились с пути. Перхуша побрел кругом, нашел дорогу. Поехали, но снова сбились. И снова Перхуша нашел дорогу. Доктор уже не слезал, а сидел, весь покрытый снегом, молясь и замирая от страха. Проехали полверсты благополучно, но вдруг раздался треск, самокат предательски накренился вправо: сбившись с дороги, въехали в буерак, и приделанный носок полоза сломался.
—#Обломился!#— крикнул Перхуша, возясь в снегу.
—#А ну тебя…#— неподвижный всю дорогу доктор вдруг спрыгнул с сиденья, по колено в снегу подбежал к багажнику и стал яростно отвязывать свои саквояжи.
—#Провались ты пропадом, дурак… Провались со своим самокатом… со своим вонючим полозом…#— Он отвязал занесенные снегом саквояжи, взял в руки и пошел вперед.
Перхуша не удерживал его. У него уже не было сил стоять, он опустился рядом с самокатом, опершись на него спиной, а рукой держась за полоз, словно за сломанную ногу.
—#Я пешком быстрей дошел бы!#— в сердцах крикнул доктор, не обернувшись.
Он зашагал вперед по занесенной дороге.
—#Всю жизнь слушать дураков и мудаков!#— зло бормотал он себе, двигаясь в густом, падающем в темноте снегу.#— Слушать дураков! И слушать мудаков! Что ж это за жизнь?! Господи, что ж это за жизнь?!
Злобное негодование подбодрило его, он двигался сквозь шуршащий снег, сапоги месили бесконечную снеговую кашу. Ногами он чувствовал дорогу, наезженный наст, занесенный снегом.
«Вперед, только вперед…»#— думал доктор, не сбавляя хода.
Он понял, что надо просто не бояться этой безжизненной, холодной стихии и двигаться, двигаться, преодолевая ее.
Снежная тьма обтекала доктора Гарина. Он шел и шел. Самокат, Перхуша, маленькие лошади — все осталось позади, как досадное прошлое, а впереди был путь, по которому надо было идти.
«Это Долгое рядом… Надо было давно бросить этого дурака и пойти пешком… Давно дошел бы…»
Он шагнул, провалился в яму и упал, теряя саквояжи. Заворочавшись в снегу, нашел саквояжи, выбрался из ямы, двинулся назад, с трудом различая в темноте свои следы. Нашел дорогу, пошел правее, но снова провалился в яму, глубже первой.