Доктор тоже стал шарить по снегу. Но гвоздя они не нашли.
—#Посветить надо!#— приказал доктор.
—#Щас…#— Перхуша на ощупь насобирал оставшихся веточек, поджег.
Но кратковременный огонь не помог: гвоздь словно растворился в снегу.
—#Вот безладица-то…#— с обидой ползал по снегу Перхуша.
—#Как же так… чего ж ты…#— бормотал доктор, шаря в снегу руками.
—#Дурак, потому и упустил,#— оправдывался Перхуша.
Они поискали еще при слабом голубоватом свете двух зажигалок, но гвоздя так и не нашли.
—#Вот наказание-то…#— весь в снегу, Перхуша вертелся вокруг полоза.
Он был сильно огорчен потерей гвоздя. И стал жалеть, что взял в дорогу всего три, по глупости и робости постеснявшись взять тогда из железной банки хотя бы четыре гвоздя.
—#Дурак я, дурак.
Высморкавшись, он загнул топором эти два гвоздя, вылезшие снизу из свежетесанной деревяшки, потрогал:
—#На двух гвоздях доедем ли?
—#Перетянуть бинтом.#— наклонившись, доктор в упор смотрел на починенный полоз.
—#Можно,#— равнодушно кивнул Перхуша, встал, открыл капор.
Лошади слабо подали голос. Перхуша почувствовал, что они озябли.
—#А ну, а ну, разговаривай…#— скинув рукавицы, он стал их тормошить и гладить.
Слабенькое ржание потекло из капора вместе с лошадиным паром. Нагретый лошадиным теплом, капор был единственным теплым местом. И доктору стало завидно и обидно, что люди мерзнут, а лошади способны согреть себя сами. Он нашел остатки бинта, и они перетянули злополучный полоз. Едва доктор закончил и завязал свой традиционный узел, как по его спине что-то зашуршало. Он поднял голову: снег пошел.
—#Черт возьми!#— поглядел он на небо.
Небо полностью затянуло тучами. И не было больше ни яркой луны, ни искристой звездной россыпи. Снег повалил отвесно, без ветра, повалил так густо, что вокруг все пропало в нем. Словно в насмешку над путниками, словно мстя за час-другой просвета и покоя, снег валил, валил и валил.
—#Дождалися…#— усмехнулся Перхуша и закрыл лошадей.
—#Как же мы поедем?#— озирался доктор.
—#Так и поедем, как Бог даст,#— ответил Перхуша, сдвинул правило влево, крикнул на лошадей.
Самокат дернулся, скатился с мертвеца. Перхуша выправил его на то, что должно было быть дорогой, и пошел с ним рядом. Доктор двинулся следом.
—#Садитесь, барин, а я пойду!#— крикнул ему Перхуша.
Доктор сел в самокат:
—#Сколько ж ехать нам осталось?
—#Не знаю. Версты три…
—#Надо доехать!
—#Бог даст, доедем…
—#Три версты… Пешком дойти можно!
—#Можно…
Доктору ужасно захотелось выехать из этой снежной бесконечности, из этого холода, который не оставлял его ни на миг, выехать из этой ночи, похожей на дурной сон, чтобы забыть ее навсегда вместе с этим снегом, с этим дурацким самокатом, с мудаком Перхушей и сломанным полозом.