– Этот, што ли? – спросил у окружающих.
– Этот, – загалдели вокруг. – Контра… за царя!
Над папахами качнулись штыки, и Небольсин испугался:
– Я не против Совжелдора, но я протестую против…
– Чего там! – орали. – Растрепать его, как в Питере таких треплют, и дело с концом… Начинай, ребята!
Сдернули с головы шапку. С хрустом вывернули пальцы, срывая с мизинца перстень. Дали кулаком в ухо (только звон пошел) и поволокли по снегу… Тогда Небольсин решил драться, благо сил у него было немало. Самое главное – сбить матроса. И вот, извернувшись, инженер нанес ему удар. Солдаты все время покушались на его шубу, горохом рассыпались по снегу пуговицы (империалы, сукном обтянутые).
– Растрепать! – кричали. – Рви его… контру…
И вдруг в этой толпе, обуянной бессмысленной жестокостью, отчаянно заскрипела кожа новенькой портупеи. Чья-то рука в лосиной перчатке схватила Небольсина за воротник и рванула в сторону.
– Не сметь прикасаться к этому человеку! – взывал поручик Эллен. – Он будет осужден народным судом революции… (Толпа раздалась). – Шире, шире, шире! – кричал Эллен, патетически вздымая длинную руку. – Не прикасаться к врагу революции…
Дотащил до крыльца барака и, обмякшего, словно мешок, вбросил Небольсина в бокс «тридцатки». За спиною звонко лязгнули запоры, и поручик Эллен спокойно сказал:
– Садитесь, дорогой Аркадий. Вот вы и – дома… Небольсин рухнул грудью на стол, разрыдался. От боли, стыда и отчаяния.
– Какие скоты… – говорил он. – А этот мерзавец… убью!
Эллен поднес к его лицу стакан. Небольсин жадно выглотал до дна, как воду. И только потом понял, что это была водка.
– Легче? – спросил Эллен.
– Спасибо. Отлегло…
– Все мы, – заговорил Небольсин потом, – так или иначе, каждый по-своему, но ждали революцию. Романовы – вырожденцы! Я же видел, какая мочка уха у Николая Романова, – он явный вырожденец. Она, эта династия, уже ничего не могла дать народу. И вот революция пришла. А меня… какой-то спекулянт… меня, честного русского инженера…
Он не выдержал – снова заплакал.
– Еще? – спросил Эллен, берясь за графин.
– Нет. Спасибо. Не нужно. Это пройдет…
– Это никогда не пройдет, Аркадий Константинович, внушительно ответил Эллен, маятником двигаясь по боксу. – Казалось бы, с образованием нового правительства можно и поставить точку; но точка переделана в запятую… большевиками, и продолжение революции следует. И никто не думает об отечестве. Все, как помешанные, орут только о свободе. А у нас, на Мурмане, и того проще: отсутствие дисциплины принимают за революцию… Так-то вот, господин Небольсин!