Вспыхнули на мачтах «Аскольда» комочки флагов. Опытная рука сигнальщика раздернула фал, и эти комочки распустились вдруг в яркие бутоны цветовых сигналов.
– Читай! – сказал Небольсин. – Что там пишут? С опаской Ванька Кладов перевел значение сигнала:
– Сейчас грохнут. И кажется, им можно верить. Требуют освободить члена их комитета Павлухина, иначе…
– Освободят, как ты думаешь?
Ванька Кладов, весь побледнев, закричал Ляуданскому:
– Мишка! Ты с этой резолюцией не шути… «Аскольд» – посудина нервная. Они люди воевавшие и, видать, боевыми зарядили. Ежели шарахнут, так быть нам всем в туалетном мыле…
– Дорогу, дорогу!.. – раздались вопли. – Полундра! Небольсин отступил назад. Мимо него, с вывернутыми назад руками, провели к трапу Павлухина. Нахлобучили ему на голову бескозырку, бросили матроса в катер:
– Отходи прочь, собака! На полных…
Качаясь на катере, быстро отходящем, задрав кверху окровавленное лицо, Павлухин еще долго кричал на «Чесму»:
– Еще вспомните… еще придет время! Революция в опасности, и первые предатели ее – вы, шкуры…
Ветер и расстояние быстро гасили его голос. В сознании Небольсина этот голос избитого матроса неожиданно сомкнулся с предостережением инженера Ронека. Они говорили разно, но едина была суть их речей. Впрочем, обдумать это совпадение до конца мешал Ванька Кладов.
– Пойдем, пойдем, – тянул он инженера за рукав. – Пойдем, я тебя с хорошенькими барышнями познакомлю…
В кают-компании «Чесмы» полно детей и женщин.
В проходе коридора, касаясь пирамид с карабинами, сохли пеленки и подштанники. Вовсю бренчало разбитое фортепьяно, и солидная дама, закусив в углу рта папиросу, пела – утробно и глухо:
Распылила молодость я среди степей,
И гитар не слышен перезвон,
Только мчится тройка диких лошадей -
Тройка таборных лошадушек, как сон…
Просто не верилось, что под настилом палубы, на которой сейчас спорили и дрались люди, – здесь, немного ниже, даже не вздрогнул обывательский мир… Ванька Кладов быстро затерялся среди каютных дверей, почти неисчислимых, как в лабиринте, и вернулся, возбужденный от спекулятивного пыла:
– Десять кранцев калибра в пять дюймов. Порох – бездымный. Просят недорого: два ящика консервов и шампанеи. Тушенка-то у меня есть, а вот шампанеи… где достать?
И тут Небольсин понял, с чего живет этот табор. Линкор – мощный завод боевой техники, и на распродаже ее можно безбедно прожить половину жизни… Даже хорошо прожить! И, возвращаясь с «Чесмы» на катере-подкидыше, он долго переживал:
– Как можно? Сегодня – пушку, завтра – торпеду… Что останется? Коробка с тараканами?