– Пошли, надо подготовить составы новых ревкомов.
Небольсин в растерянности перетаптывался на месте.
– Вы же слышали, Мишель? В Москве…
– Пошли, пошли, – говорил Басалаго. – Здесь больше нечего делать. Это как раз та музыка, которую можно играть с любого конца. А сейчас мы держимся. Мы у власти. И Советы, как и ревкомы, будут наши…
Хлыщеватый лейтенант Мюллер-Оксишиерна подошел к Басалаго и сложенными в руке перчатками хлобыстнул его по лицу.
– Предатель, – заявил он ему.
Басалаго даже не обиделся.
– Дурак ты, – ответил. – Я думал, что ты умнее…
* * *
Строгая четкость «Аскольда» одним своим видом подавляла неразбериху Мурманского рейда, и потому-то Харченко, как представитель этой мошной боевой машины, легко перескочил в ревком: он уже входил во вкус. Его поперло, его понесло!
– Перьво-наперьво, – заявил Харченко, – я согласен с товарищем Ляуданским, который мудро говорит: «Революция – это вам не шлынды-брынды». И в самом деле, ежели присмотреться, то что мы видим? Кого-то лупят, кого-то давят, что-то кричат. Кого лупят? Конечно, начальство. Кого давят? Конечно, офицеров. О чем кричат? Конечно, о свободе… Вот тут-то я, признаться, и не понимаю. Товарищи! – пустил слезу Харченко. – Ридные мои! Где же та свобода, из-за которой льются потоки трудовой крови? Я кровью своей выслужил себе вот эти погоны, а мне за это – штык в пузо? Так прикажете понимать?
Плакание Харченки придержал Ляуданский:
– Стоп, машина! Крути реверс конкретнее… Давай мнение!
Харченко загибал пальцы, перечисляя:
– Жрать надо… пить надо… одеться надо…
– Погоди! – с пеной у рта заорал на него Шверченко. – Не надо тебе жрать, не надо тебе пить!.. Ничего не надо! Вся телеграмма Совжелдора из Петрозаводска. Там люди, а не тряпки! Они прямо говорят: не признаем Советской власти – и баста. И мы должны так же. До тех пор, пока в состав правительства полноправно не войдут члены всех социальных партий, о большевиках и говорить не стоит…
– Где Каратыгин? – огляделся Ляуданский.
Доставили Каратыгина.
– Ты что думаешь? – пристали к нему.
– Я как Викжель: Викжель против Ленина – я тоже… Я от революционных масс не отрываюсь, не на такого напали!
– Верно. Не отрывайся, – похвалил его Харченко. – А вот насчет писания… как? Горазд?
– Милейший, – обиделся Каратыгин, – я промышленно-торговое училище чуть было не закончил. А вы, кажется, из этих… из «химических»!
– Ну вот, – недовольно заметил ему Харченко, – сразу вступаем в классовое противоречие. Нехорошо, нехорошо!
Дверь открылась: зацепившись за порог, влетел Ванька Кладов.
– Материал есть? – спросил, озираясь.