— Нашёл, — выдохнул он.
— Зачем ты пришёл? — развернувшись, спросила Ладимира.
Синие глаза парня потемнели.
— Ты сбежала с ними?
Ладмира вырвалась.
— Я хочу найти Найду и Золину. Пришла к Ярополку.
— Почему ты мне не сказала? Я бы с тобой пошёл.
— Ты пошёл бы к Радиму. Меня бы никто тогда не отпустил.
Даян даже задохнулся от возмущения.
— Что ты говоришь? — начал кипятиться. — Я один пришёл, видишь, никого с собой не привёл.
Ладимира удивлённо вскинула брови, заново посмотрела на Даяна.
— Радим, конечно, в гневе, но я поговорил с ним, он готов тебя принять обратно.
* * *
— Что же ты неласковая такая? А? — оторвался Ярополк от шеи, до этого целовал жадно, теперь дышал туго, сбивчиво, он уже был на пределе.
Грубые шершавые ладони мужа, забравшись под исподнее, судорожно блуждали по телу Даромилы, сминали, тёрли, причиняя боль, но девушка терпела — дорого ей обойдётся, если посмеет возразить. Она попыталась ответить, прильнув, улыбнулась даже, но вышло натянуто, да и как по-другому, когда внутри умерло всё давно, иссохло.
Тёмные пряди упали на лоб Ярополка, глаза его полыхнули из-под бровей диким необузданным желанием, колючим, жёстким, совсем не греющим огнём.
— Ложись, — велел он.
Даромила подчинилась, опустилась на постель и отвернулась, когда Ярополк, принялся развязывать завязки на штанах.
Разбудила её сегодня испуганная Полёва, которая прибежала с велением Ярополка — тот желал видеть жену. В такую-то рань! Он не позвал её на ночь к себе, а под утро вдруг захотелось.
Даромила задержала дыхание и задохнулась, когда князь навалился на неё всем своим могучим весом. Скривилась, когда тот грубо, без всяких ласк, раскинул её ноги, задрав подол рубахи, вошёл в неё, беря сонную, ещё не пробудившуюся.
Смяв постель и стиснув зубы, Даромила задушила вскрик, что едва не издало её горло. Она зажмурилась и терпела, отстранённо чувствуя, как Ярополк жёстко двигается в ней, причиняя боль. Муж, молча получая своё, даже не смотрел на неё, грубо и протяжно вминая её в постель, входя глубже. И казалось, длилось это целую вечность.
Даромиле вспомнилась их первая ночь, когда точно так же он, хмельной от мёда, брал своё, нисколько не заботясь о ней, но сейчас уже легче, чем было в первый раз.
Князь вдруг поднял голову, заглядывая ей в глаза, мгновенно вспыхнуло в них бешенство, он сдавил её тонкую, что у утёнка, шею, впиваясь в губы, задвигался ещё резче. Даромила вскриков держать в себе уже не могла. Глотала воздух, снося муку.
Закончил он, на её удачу, быстро, издав хриплое рычание, рванулся в последний раз, лихорадочно вминая в постель измотанную жену, бессильно навис, дыша сбивчиво, неровно, шумно. Внутри Даромилы зародилось необоримое желание немедленно оттолкнуть его и поскорее смыть с себя все следы, им оставленные, оттереть кожу, где он касался её. С каждым днём чувство ненависти и омерзения к собственному супругу росло. И было тому немало причин. За спинами уж шушукались, что князь полюбовниц к себе в пастель таскает. Ничего не дрогнуло у неё в груди, кода намедни и сама застала его с девицей. Обрадовалась — пришло долгожданное спокойствие. Только недолго длился тот покой.