Меня всегда завораживала музыка и интерпретация жизни в ней. В детстве единственной музыкой, с которой я сталкивался, были любимые мамины кантри и вестерн. Больше всего ей нравилась группа The Briarhoppers. Затем я узнал Фрэнка Синатру: его обожала моя старшая сестра. А в дни учебы в университете я начал слушать Баха, Гайдна, Бетховена, Верди, Вагнера, Моцарта и Малера. Меня увлекало то, как музыка или картина, отражавшие свою эпоху, одновременно являли собой вечную внутреннюю борьбу человека[88]. Я зачитывался книгами по астрономии и восхищался масштабами Вселенной, расстояниями, которые измерялись в световых годах и которые мой разум был не в состоянии вообразить себе[89]. К искусству Ренессанса я обратился, стремясь увидеть борьбу человека с религией и стремление отойти от нее[90].
Очарованный этими новыми знаниями, я также не переставал глубоко изучать Библию. На разных этапах жизни я читал ее совершенно по-разному – как фундаменталист, как богослов, как верующий и как критик, а также как скептик. Прочитал множество комментариев к ней, написанных современниками. Библия для меня была тем же, чем был образ Бога в поэме Фрэнсиса Томпсона «Гончая небес»[91]. Она не отпускала меня. Я вступил в свой собственный век Просвещения, и для меня, как и для всего людского рода, вера неуклонно усложнялась.
Тем временем моя карьера священника шла как по маслу. Она открывала передо мной новые двери и налагала новые обязанности, благодаря которым я развивался. Наибольшее удовольствие мне доставляла предложенная ей возможность учиться и стремиться к истине, «где бы то ни было, во что бы то ни стало», как гласит девиз моей школы богословия[92].
Будучи священником, я имел возможность общаться со студентами, магистрантами и преподавателями из Дюкского университета, из женского колледжа Рэндолфа-Макона и из Виргинского медколледжа. Строить карьеру священника я начал в первую очередь по образцу учительской, а своих прихожан воспринимал как учеников. Выйдя из-под надежной защиты религии, я направлялся в те места, которые даже мне казались опасными. В двух моих приходах, в Линчберге и Ричмонде (оба в штате Виргиния), я сам настоял на том, чтобы преподавать взрослым Библию – по часу утром в воскресенье, перед главными церковными службами. На уроках я следовал университетской программе – исследовал источники, искал противоречия, пытался проникнуть под буквальный смысл слов. Их явно было не назвать тихой гаванью для традиционных верующих. Однако меня поразило, какую популярность могла обрести Библия у мужчин и женщин современного мира. За четырнадцать лет, преподавая по девять-десять месяцев в году, я овладел искусством, отточил навыки и упрочил репутацию библеиста. Именно это критическое изучение Библии и взаимодействия библейской истины с истинами из множества других сфер подтолкнуло меня, как знания подталкивают людей в целом, выйти за пределы и религии, и Церкви. Я гадал, насколько далеко Церковь сумеет продвинуться в этом направлении, прежде чем ей придется сделать решающий выбор относительно будущего. Вместе с тем я знал, что буду следовать этим путем, куда бы он меня ни завел.