И, наконец, третий и последний вопрос, который люди постоянно задают о жизни после смерти: узнаю ли я своих близких? Не знаю, как на него ответить. Он подразумевает, что есть место, где все умершие, неведомо как, физически собраны в узнаваемом облике – и где мы будем искать тех, кто дорог нашему сердцу. Это стремление вполне понятно, но меня не влекут столь беспредметные пространственные образы. Могу только ответить, что никто из нас не становится человеком отдельно от других. Скорее, мы созданы теми, кто любил нас. Так мы вышли в жизнь, к безвременью и к тому, что мы подразумеваем под «Богом». Пока нашу жизнь создавала любовь окружающих, мы становились частью их жизни, а они – частью нашей. Мы не в силах отделить себя от них, ибо само бытие взаимосвязано и переплетено. Так что если кто-нибудь из нас причастен к тому, что мы называем Божией вечностью, то и все, чья жизнь связана с нашей, причастны к этой вечности вместе с нами. Больше я ничего не могу добавить. И не чувствую необходимости добавлять. Этого мне достаточно. Я подготовлен к смерти жизнью. Мой долг, который я воспринимаю как суть и смысл служения – жить как можно полнее, и пить сладкий нектар каждого нового дня. Пока я жив, я буду проникать в глубины жизни, воспарять на ее высоты, делиться жизнью и любовью с моими попутчиками во времени и пространстве. А когда я умру, завершится страница «бытия», к которому я причастен. Вот к чему привела меня вера. Я вижу больше, чем могу выразить. Испытываю больше, чем могу описать. Вот куда привели меня слова. И мне настало время выйти за их предел – в чудо невыразимой словами реальности.
Я долго жил. Мне даже понравилось стареть и быть старым. Было радостно видеть, как взрослеют внуки и как молодые коллеги берут на себя огромную ответственность. Особенно я горжусь тем, что восемь священников, служивших со мной в Ньюаркском епископате, теперь уже стали епископами в Епископальной церкви, и уверен, этой восьмеркой не ограничится. Один из них стал епископом моего диоцеза и пришел на смену моему преемнику. Я рад его изумительным талантам.
И я рад, что прожил эти «золотые годы». Они оказались самыми счастливыми и даже наиболее творческими и плодотворными за всю мою жизнь. До сих пор жалею, что отцу не посчастливилось узнать о старении то, что знаю я. Если моей жизни вскоре придет конец, жалеть ни о чем не стану. Сумею прожить дольше – буду рад. Не могу представить себе более блаженную жизнь, чем моя: даже признаки возраста служат мне напоминанием о том, как она чудесна.