— Но как ты объясняешь упорство, с которым они встречают ваши усилия приобщить их к Риму?!
— Привычка, друг мой, нечто очень сильное. Они сотни лет живут по-своему, им нелегко привыкнуть к тому, что мы им предлагаем, а то и заставляем делать. Мы будем считаться с их обычаями, но и они должны считаться с нашей целью включить их в состав Римской империи, чтобы на этих землях наступил вечный мир и осуществилось единство племен, которые с трудом подчиняются даже собственным правителям.
— Тогда не удивляйтесь, что вас, чужеземцев, так неохотно здесь принимают.
— Все же с их стороны не очень справедливо видеть в нас только завоевателей. Не совсем верно, что в наших целях мы руководствуемся принципом "Разделяй и властвуй". Мы поступаем в соответствии с принципом "Собирай и приобщай". Мы действительно разделяем, чтобы завладеть, мы подкупаем царей, чтобы противопоставить их друг другу. Но надо видеть и другое: мы завоевываем чужие земли, чтобы объединить их. А потом приобщаем их к нашему порядку, в котором наверняка есть положительное, раз он принят во всех римских провинциях, кроме Фракии.
— Но Рим, благородный Гортензий, тоже должен понять: тот, кто уважает свое достоинство, не может так легко воспринимать даже самое лучшее, если его навязывают силой.
— К сожалению, друг мой, там, где не действует убеждение, приходится применять силу.
— Что нам предстоит делать завтра? — переменил Спартак тему разговора.
— Если Митридат двинулся обратно, что было бы самым разумным с его стороны, мы пойдем вверх по течению Стримона следом за ним. Не для того, чтобы его догнать — этого мы не сможем сделать, а чтобы восстановить наши магистраты. Кто знает, какие там будут перемены, когда по ним пройдет Митридат.
Он помедлил перед тем, как продолжить:
— Мы пойдем и к твоим медам, чтобы выяснить, как они будут к нам относиться после нашествия Митридата. Надеюсь, что теперь они изменят свое отношение к нам. Жаль будет, если это не так.
До поздней ночи квестор, его помощники, командиры легионов, когорт, манипул и центурий подсчитывали добычу и распределяли ее по центуриям, сообразно с их участием в сражении и вкладом в общую победу. Было вычислено, сколько денег приходится на каждого легионера. Утром деньги и трофеи командиры должны были лично вручить каждому легионеру.
Спартак знал, что Сулла всегда прислушивается к советам Деция Гортензия. Так должно быть и на этот раз. Если бы речь шла о назначении Спартака правителем Фракии, Сулла сказал бы, что рано еще оказывать ему такое доверие. Но Иберия — это совсем другое дело. Там есть опасный противник — Серторий, римлянин, потомственный патриций с родственными и дружескими связями среди самых влиятельных патрицианских родов. Против него рискованно посылать полководцев-римлян, потому что противники легко могут стать союзниками, как произошло с Квинтом Медуллием. Не случайно Сертория не могут столько времени убрать из Иберии, мало того, он угрожает и соседним провинциям. Для борьбы с ним Спартак подходит как нельзя лучше — фракиец, которому есть за что быть благодарным Сулле. Он доказал, что ему можно верить. Он так много уже сделал для Рима, что Гортензий, не раздумывая, дал ему легион и собирается сделать своим заместителем.