— Все эти возможности ведут к гибели, — отозвался командир второго легиона.
— Выбрать, как умереть — это все же некоторая привилегия, — добавил один из военных трибунов.
Наступило долгое молчание.
— Раз Митридат предоставил нам три бесспорные возможности, давайте выберем ту, которая больше нам нравится, — сказал Спартак.
— В нашем положении шутки неуместны, — Гортензий с удивлением посмотрел на него.
— Ты меня неправильно понял, благородный Гортензий, если считаешь, что я расположен шутить, когда нам предстоит спастись или погибнуть.
— Надежд на спасение у нас нет, — вставил один из военных советников. — Митридат — умный враг.
— Это очень хорошо, что Митридат умен, — подхватил Спартак, — потому что мы можем выбрать четвертую возможность, о которой он никогда не подумает, именно потому что умен.
— Хватит с нас и трех, — заметил командир первого легиона.
— Хватит, если мы решили погибнуть.
— А что еще нам остается?
— Есть у меня одна идея. Он располагает свои войска для сражения, считая, что мы будем защищаться. Допускает он и другое — что мы попытаемся ночью уйти из лагеря. Но ему наверняка и в голову не может прийти, что мы можем на него напасть. Потому что при соотношении сил один к четырем на это могут пойти лишь безумцы. Вот я и считаю, что нужно на него напасть.
— Чтобы вышло, что мы действительно безумцы? — съязвил один из легатов.
— Чтобы вышло, что мы предпочитаем победить, а не погибнуть, — ответил Спартак, не глядя на него, и продолжал: — Итак, утром Митридат перегруппирует свои войска, разделив центр пополам — половина пойдет на левое крыло, половина на правое, чтобы получилось соотношение восемь к одному. С таким перевесом он очень скоро сгонит нас в середину. В центре он оставит только боевые колесницы и пустит их косить беспомощную толпу, в которую быстро превратится вся наша армия. Приблизительно таков его расчет. А сейчас посмотрим, каким может быть наш. За два часа до рассвета декурионы тихо разбудят легионеров, центурионы построят их, и когорты начнут выходить через декуманские ворота. Затем мы свернем направо, обогнем лагерь и двинемся на восток, чуть левее неприятельского стана. Его правое крыло составляет треть войска — около тридцати тысяч душ — немногим больше нашего, то есть один к одному. Мы будем соблюдать первый пункт римского правила: одного побеждай, на двух нападай, от трех защищайся, от четырех беги. Мы развернемся фронтом к противнику, но так, чтобы ударить по нему сбоку. Перед тем как сойтись с ним, мы сбросим личные вещи и оставим при себе лишь оружие. И как только нас откроют секретные посты противника, нападем на него. Нам легко будет спуститься по склону через виноградники. Надо врезаться в неприятельский стан так, чтобы наши легионеры не мешали друг другу, когда начнут рубку. Предположим самое невыгодное для нас — враг вовремя поднимет тревогу, и солдаты успеют взять в руки оружие. Но что они сумеют сделать в темноте, не будучи построены? Готовы ли они к серьезному отпору, когда разъединены? При суматохе, которая обязательно наступит в их стане, мы будем продвигаться вперед, потому что наши пехотинцы умеют работать мечами. Мы должны как можно глубже вклиниться с двух сторон в расположение врага, направить его ошеломленных солдат к центру и сдвинуть его в левую сторону. Там, где они будут искать защиту, тоже начнется паника. Между прочим, при своем бегстве они совершат очень полезную для нас работу — закроют пространство перед центром — единственное место, откуда могли бы напасть на нас боевые колесницы. В этой неразберихе их будет просто невозможно использовать. Да и против кого? Перед ними окажется ревущая толпа, в основном из их собственных солдат. Думаю, что к тому времени, когда мы опрокинем левое крыло, мы уже покончим с правым и половиной центра. До тех пор обойдется почти без жертв. Но с этого момента соотношение станет один к двум. Мы врежемся во вражеские ряды со стороны тыла, и тут у нас тоже будет преимущество, потому что мы действуем по обдуманному плану против ошарашенного неожиданным нападением противника, у которого нет времени на размышления.