Она в тревоге замерла.
– Вы чуть не наступили на наш ужин, – снова усмехнулся Карим и отпустил ее.
Он сел на ковер перед скатертью, она устроилась с противоположной стороны.
– Вы надо мной смеетесь?
– Нет, – ответил он, потянувшись к блюду с оливками. – Скорее над нами. Скажите мне сейчас правду. Вы действительно девственница?
При слабом свете фонаря его черные зрачки казались огромными, а шоколадная радужка – совсем маленькой.
– Действительно, – ответила она, сама поражаясь тому, как тонко и застенчиво прозвучал ее голос.
Карим съел еще одну оливку, по-прежнему наблюдая за ней.
– Вы несколько лет жили в Европе. Думаю, вам случалось напиваться и раньше.
Галила проигнорировала его прозрачный намек, но спросила:
– Откуда вы знаете?
Он пожал плечами и стал придирчиво выбирать себе кусочек мяса, но она понимала, что это всего лишь уловка.
– Любите посплетничать? – не отступала Галила.
– Мои советники давно поставили вас в список потенциальных невест. Мы всегда считались перспективной парой. Думаю, что в Халии думали так же. Ваш отец никогда не предлагал меня в качестве жениха, когда обсуждал с вами возможный брак? Откровенно говоря, я очень удивлен, что вы все еще не замужем. Не говоря уже о девственности.
– Разные имена всплывали, ваше в том числе, – призналась Галила. – Но я не собиралась замуж и потому никогда не удосуживалась посмотреть фотографии или прочитать чью-то биографию. Моя мама меня в этом поддерживала. Она всегда говорила, что мне не нужно спешить с замужеством.
– Почему? Это кажется странным.
Гадила пожала плечами и попыталась усесться поудобнее, но ерзала, будто сидит на острых камнях. Воспоминания о матери всегда вызывали у нее дискомфорт.
Карим протянул ей подушку.
– Спасибо, – пробормотала Галила и сунула ее под бедро.
– Неужели вашу мать не устраивал ни один жених? Или она была против именно нашего брака?
– Это вообще не имело никакого отношения к женихам.
Она принялась преувеличенно тщательно расправлять ночную сорочку на коленях, пряча от него глаза. Она не хотела, чтобы он угадал те смешанные чувства, которые она испытывала к своей матери. Это был слишком личный вопрос, чтобы обсуждать его с посторонним. Она не была пьяна сегодня вечером и хорошо запомнила урок – он готов был использовать любую информацию в свою пользу.
– Она очень тяжело переживала то, что начала стареть. И хотела как можно дальше отсрочить момент, когда ее будут звать бабушкой.
Речь шла не о благополучии ее дочери, а об имидже королевы Намани. Но поскольку это позволило Галиле сохранить свободу, она была благодарна матери.