Гости начали съезжаться к семи — не столько с цветами, сколько с подарками. Стол блистал, как дорогая витрина, но подойти к нему было нельзя: работники ОБХСС уже начали вести перепись его содержимого. Протокол бесстрастно фиксировал: 145 килограммов мясных изделий, из них около ста — деликатесы, которые комбинат вообще не производит, но произвел по спецзаказу вельможного хлебосола. Произвел задарма. Все украдено на глазах и с помощью сослуживцев. Как сказано в документе, «надлежащим образом не оформлено».
Юбилейный вечер Корнеев провел без восторженных спичей: писал в милиции объяснение. Уж не знаю, что он там объяснил, но итог был такой: человека, совершившего преступление, именуемое хищением государственной собственности, не отдали под суд, а просто-напросто перевели на другую солидную работу.
Это он, между прочим, был одним из тех, кто особенно возмущался «несносным характером» Екатерины Николаевны Грищенко, ее «облыжными обвинениями» и «клеветой». Это он принимал участие в объявлении ей незаконных взысканий и требовал немедленного ее удаления с комбината, чтобы не мешала работать. И ведь прав был, черт побери: мешала! Активно мешала!..
Справиться выговорами не удалось — ее решили унизить. Ко дню 8 Марта все женщины комбината получили подарки. Все, кроме тех, кого задержали с похищенными продуктами. И кроме Екатерины Николаевны Грищенко. Борца с ворами и воров уравняли в праздничный день. Это и послужило причиной ее неожиданного появления в отделе труда и зарплаты — того появления, о котором кратко рассказано в начале этого очерка.
Впоследствии она сказала судьям: «Я решила выяснить, почему мне нанесли публичную обиду». Не думаю, что она действительно хотела что-то там выяснить. Все отличнейшим образом было ей ясно. Но когда человеку больно, вправе ли мы его обвинять, если он закричит?
Не выяснить что-то она пришла — возмутиться. И кричала, как видно, и вела себя образом явно не лучшим. Показания свидетелей полны противоречий, передержек, тенденциозности, и все же была перебранка, был скандал — отнюдь не лучшая реакция пусть даже на горькую обиду и очевидную несправедливость.
Но при чем же тут хулиганство? К тому же — злостное (именно с такой формулировкой дело поступило в суд)? То есть — цитирую закон — «умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу», притом «отличающиеся по своему содержанию исключительным цинизмом или особой дерзостью…». Кто же, — напрашивается вопрос, — проявил явное неуважение к обществу: разгильдяи, воры, их пособники и покровители или та, кто годы с ними боролась, а потом не сдержалась, сорвалась, «подставилась» — нагрубила и наскандалила на радость тем, кто искал повода свести с ней счеты?