Очнулся я в госпитальной палатке. Подле стоял Иван.
— Слава богу, живы, ваше благородие!
Я был очень слаб и почти все время лежал в забытьи. Иван сидел при мне неотлучно, и как только я открывал глаза, сообщал новости:
— Нынче, слава богу, спасли «Фемистокла». Его привалило к берегу на шапсугской стороне, недалеко от тендера. Так и лежал сколько суток. Шапсуги все норовили его ограбить и сжечь. А сегодня полковник Полтинин под туманом прокрался туда и взял окаянных в окружение.
Донеслись выстрелы.
— Салют? — спросил я.
— Так точно, ваше благородие. Закладывают укрепление. В память его превосходительства генерал-лейтенанта назовут Вельяминовским.
Раевский с Кашутиным приходили в лазарет. Посетил меня Воробьев. Рассказал интересные новости. Из Ставрополя так и сыплются письма к Раевскому насчет польских шпионов. В штабе сидит сейчас некто Траскин. Он уверен, что наш отряд прямо кишит польскими шпионами, а начальство не замечает… Феликса Моравского нынче в наградной список записали. Хотят произвести в унтеры. Раевский его вызывал, благодарил и сказал, что еще раз убедился, что поляки нам братья. Собираются хорошо наградить и Архипа Осипова. Очень хороший солдат.
Через несколько дней пришла новая эскадра, и наш отряд отправился в долину Шапсухо, а меня в обществе Ивана повезли в Геленджикский госпиталь. Я был весь в кровоподтеках и не мог пальцем шевельнуть без боли. Расшибло меня море, выкидывая на берег. Лекарь опасался, не повреждены ли внутренности. На борт поднимали так осторожно, словно я был стеклянный. На корабле мне снились сладкие сны об отчизне, снилась Ядвига, Дверницкий и уж, конечно, Бестужев. О нем я так часто думал. Один сон был необыкновенный. Иду я через густой самшитовый лес, а навстречу — Бестужев. Мы бросаемся друг другу в объятья, и я спрашиваю:
— Зачем вы здесь?
— Потерял колечко, — отвечает Бестужев. — И вот все хожу и ищу.
Я начинаю ему помогать: наклоняюсь, раздвигаю траву, смотрю во все глаза и вдруг вижу — колечко висит рядом, на сучке.
— Вот это и есть мое колечко! — восклицает Бестужев. — Теперь подарю его моей Геленджик.
— Где вы теперь квартируете? — спрашиваю я.
— Да здесь же, в лесу. Целыми днями брожу, а ночью сижу на берегу, слушаю море.
— А мне можно с вами?
— Нет! — отвечает Бестужев, насупившись. — Придет Саша!..
Утром корабельный лекарь сказал, что, должно быть, морской воздух сотворил со мной чудо: еще вчера опасался, довезет ли меня, а сегодня он в этом уверен.
Я рассказал свой сон Ивану. А он:
— Вот вы и поправляетесь, ваше благородие. Друг вас не взял с собой на тот свет!