В конце сентября начала спадать жара и заговорили о походе. Вздумали строить в окрестностях Навагинского башню.
Поход на четвереньках по Маркотхскому склону — детская забава! Невзгоды, перенесенные на Вардане, на Булане, — пустяки! Там почти везде были сладкие ручьи и свежий воздух, а этот поход… Берег, где шел наш отряд, был перерезан оврагами, загроможден камнями и древесными завалами, и на протяжении тридцати верст не было пресной воды. О завалах позаботились убыхи. Этот старый хрыч Ходжи-Берзек знал, что мы не пойдем горными тропами, где полно аулов.
На Хосте нас ожидали несметные силы врага. До сих пор не могу понять, как мы оказались способными идти в атаку, как отбились, как смогли разместиться на площадке саженей двадцать в длину и тридцать в ширину? Если бы нам разрешили зажечь костры, негде было бы это сделать. Солдаты сидели спина к спине и дышали, как рыбы на суше. От скал полыхало жаром. Одно море щадило нас. Стоило ему разыграться, и весь отряд смыло бы, как стаю мух!
Лихорадка и жажда свалили восемьсот человек. Генерал Анреп приказал азовским лодкам плыть к кораблям. попросить для солдат пресной воды. Вернулись азовцы с бочками. Сколько могли моряки, столько и дали. Моему взводу досталось… половина манерки! Я смотрел на фельдфебеля, принесшего этот гостинец, и не верил глазам. Что же с ней делать? Всем по глотку или дать умирающим?
Ефрейтор обходит солдат и дает каждому по глотку.
— Мотри, глоток небольшой! — наказывает он. — О товарищах не запамятуй.
Некоторые все же отказываются.
— А взводному командиру? — спрашивает кто-то. — Отдай ему мой глоток!
— И не думай! — кричу я. — Сам пей. Я не страдаю.
Но это ложь. Перед глазами у меня танцуют красные и синие пятна, в ушах звон. Я то и дело полощу рот морской водой. Я даже выпил ее немного. Так идет ночь. Утром снова атаки одна за другой… И мы побеждаем! Может быть, от отчаяния?
Несколько солдат от жажды помешались. Это было на третью адскую ночь…
Мы преследовали убыхов так рьяно, что забежали к ним в тыл и окружили с трех сторон. А с четвертой перед убыхами — крутой и глубокий овраг. Повезло!
И вот мы разбили широкий бивак на берегу реки Сочи. Напились свежей пресной воды. Кто не успел умереть — ожил. С утра хоронили погибших в боях, умерших от ран, лихорадки и жажды. А башню, из-за которой мы столько терпели, Анреп строить раздумал. Вместо нее приказал перенести блокгауз с берега на гору. На это ушло более двадцати суток.
Было уже холодно, когда мы выгрузились на Тузле и разошлись по зимним квартирам. Я не был в Ивановской восемнадцать месяцев. Из трех с половиной тысяч солдат возвращалось менее половины. Приблизительно двести были здоровы, остальные тащили миазмы Святого духа. Из офицеров в нашей роте на ногах был только я, из унтеров — двое.