В последнем, пасхальном, письме Вига написала, что «обидится на всю жизнь», если я не приеду хотя бы в этом году. Что я мог сделать, если меня не отпускали! Я ответил старой песней: «Я — человек военный и себе не принадлежу».
Дней через десять после отправки этого ответа вызывает меня полковник Левкович и предлагает собираться на месяц в Тифлис. Нужно сделать кое-какие покупки и заказы для полка.
— И хорошо погулять в Тифлисе, и посмотреть Военно-Грузинскую дорогу, — добавил он. — Вы еще там не бывали?
— Нет.
— Вот и прекрасно! Значит, когда вернетесь, сделаете два отчета — полковнику о командировке, а просто Левковичу — о впечатлениях.
Я усмехнулся:
— Не думаете ли вы, господин полковник, что я буду ахать над Военно-Грузинской дорогой, как приезжие? Слава богу, знаю Кавказ немного лучше, чем те, кто здесь прогуливается. С Вельяминовым его излазал и бывал в местах, где не ступала нога цивилизованного человека…
— Ладно уж хвастаться! — смеясь сказал Левкович. — И я, как вам известно, здесь не прогуливаюсь. Военно-Грузинскую дорогу нужно посмотреть обязательно! Поезжайте, господин штабс-капитан, и возвращайтесь не таким угрюмым. Вы мне просто не нравитесь в последнее время.
— Терек! Арагва! Подумаешь! — рассуждал я, собираясь в дорогу.
По моему мнению, никакая река не могла бы сравниться с Лабой! Кто сумел бы, как эта голубая красавица, вся в кружевных воланах, целых сто верст мчаться со звоном и песнями через дикие скалы и леса! Около какой реки еще вырастут деревья в семьдесят аршин вышиной и в три-четыре обхвата. Но вообще на Кавказе много удивительных мест… Вот на Псекупсе, например, Дантово ущелье. Там вечно зеленый сумрак, папоротники и мхи, и спуск, как в преисподнюю.
И каждая река на Кавказе имеет свое лицо… Величавый Вулан… бесноватая Мзымта… Недаром черкесы придумали для каждой свою богиню!
Я выехал с первой оказией. Медленно поднимались от Ларса под нависшими скалами через каменный хаос Дарьяла…
Сознаюсь, за Ларсом Терек мне начал нравиться больше. Через какие пороги он прыгал, какие скалы долбил, как шипел и злился! Я залез под Чертов мост, чтобы послушать его рев. Смотрел против течения. Никогда до тех пор не видал косматых рек! Но, прислушавшись к голосу Терека, я не нашел ни тени злобы. Он не злился, а на совесть трудился. Ему нужно было пробраться в долину, а скалы мешают. Что же он должен был делать, если не напрягать все силы! Не мешай работать! Не попадайся под руку! — вот что говорил Терек.
Ночевали мы в селении Казбеки, где есть заезжий дом. Когда-то, лет десять назад, по случаю проезда императора там устроили комфортабельный зал с мягкими диванами и зеркалами. Диваны не успели еще окончательно облысеть. Я сидел в зале и смотрел на Казбек. Солнце в этом селении скрывается очень рано, и Казбек становится сразу черным. Зато вершина его долго-долго светится во тьме. Туда еще смотрит солнце. Бедному Тереку мало его достается. Вот и мой жизненный путь идет через хаос и тоже без солнца… Опять я растосковался и почти не спал.