Я не возражал. Госпитали и лазареты успели мне осточертеть. Столько я их перевидал на своем веку!
Я и дома спал целыми днями, просыпался только помыться, побриться и поесть. А Вига… Бог знает что она вытворяла в моей квартире. Я не узнал своих комнат. Блеск, чистота, цветы. Исчезла дощечка с гвоздями, служившая вешалкой, появился платяной шкаф. Книги поселились тоже в шкафу. А однажды она принесла чудесного котенка. Он так громко пел, лежа у меня в ногах! Так уютно было дремать под эти песни. А рядом сидела Вига. Мне казалось, когда она берет мою руку, чтобы послушать пульс, здоровье ко мне возвращается горячим потоком!
Я любил смотреть на нее исподтишка, полузакрыв глаза Мы никогда не говорили о нашем прощанье в Тифлисе. Но я его вспоминал втихомолку. Это нужно было мне как лекарство. И я так мечтал о ней, зарывшись в подушки. Я позволял себе это, пока не встану. А потом я сумею взять себя в руки.
Это было ранней весной. Вига вернулась из города, принесла фиалки. Высыпала их мне на колени, и я, как когда-то умирающий Тадеуш, взял в пригоршню и погрузил в них лицо… Я был уже в состоянии ходить, собирался в Пятигорск на серные ванны. Вига же должна была с ближайшей оказией возвратиться в Тифлис.
Мне было страшно думать об этом.
И вот она пошла укладывать вещи. Я вошел в ее комнату и что-то спросил. Она не ответила. Стояла, наклонившись над чемоданом, и руки ее нервно перебирали белье.
— Что с тобой, Вига?
Я подошел, взял ее за плечи и повернул к себе. Вигины глаза были полны слез.
Я прижал ее к груди и сказал:
— Вига, а что если ты никуда не поедешь… и я исполню свое обещание быть всегда вместе?..
Она ответила мне не словами. Слова были уже не нужны.
Так как у меня и Виги были разные вероисповедания, пришлось венчаться два раза: у русского священника — отца благочинного Романовского, и у ксендза, которого я пригласил в православный собор Михаила Архангела, потому что костела во Владикавказе в ту пору не было.
Сначала венчали по-русски. Я понимал все славянские выражения. Ксендз служил по-латыни, оную я изрядно забыл. Я стоял и думал: «Русские и поляки молятся одному богу, который по мнению тех и других всеведущ. Зачем же всеведущему богу венчание на двух языках?».
Вера Алексеевна и полковник Полтинин были посаженными родителями Виги. Моими — полковник Левкович и жена одного старого офицера.
Свадьба была не хуже других. Было много гостей — русские, поляки, грузины, армяне, черкесы, осетины, ингуши — тенгинцы и навагинцы. И цветов было много, особенно белых роз и хризантем. Я в мундире с эполетами и со Станиславом в петлице, который заслужил вместе с «высочайшим благоволением»; Вига — вся в белом и в фате, она ей очень шла.